Гарпун дьявола - Тони Бранто

Хью Макэвоем, вышла через кухонную дверь на поиски. Она также не поднималась на маяк, но знала, что путь к магазинным запасам всегда открыт, поэтому знала, где искать заблудшую душу Джона Макэвоя. Не найдя мужа, она идёт обратно, и это видит Саймон Рассел.

Здесь Адам подробно рассказал о Расселе-шантажисте, но не сказал и слова о том, что Рассел видел в ночь, когда мы вытащили Джозефа.

– Рассел стал угрожать Ровене, что расскажет полиции, как видел её, шедшую со стороны маяка. Ровене было очень нелегко, ведь они с мужем уже однажды поплатились за то, что отказались давать деньги Расселу за его молчание, они не верили, что почтальон на такое способен.

– Интересно, а с чего полиции считать Ровену убийцей? – возмутилась мисс Вудс. – Какой у неё мотив?

– Защитить мужа. У алкоголиков не бывает мотива. В приступе ярости, агрессии они могут – случайно или нет – убить ради одной бутылки. А Джон Макэвой украл целых семь! Он мог украсть бутылки, попасться на глаза Кампиону и убить. А мог украсть и попасться на глаза, но струсить и убежать. Тогда в дело могла вступить Ровена. Любящая жена идёт и убивает Кампиона, чтобы тот не очернял её и без того уже давно очернённого мужа.

– И это бы не совпадало с её показаниями, – вставил я. – Ведь она сказала, что видела Кампиона, а в то время он был уже мёртв.

– Именно это и доказывает, что она невиновна, – сказал Адам.

– И ты обменял на алкоголь то, что привёз? – я сделал жест в воздухе.

– Да, я вспомнил кое-что. Когда мы говорили про грибы, я думал, что Ровена, как опытная «ведьма», возможно, знает что-то о грибах, чего не знаем мы. И тут я понял, что она всего лишь искала альтернативу давно известному методу. Она не могла достать то, что ей было нужно. Я вспомнил, как моя тётка из Бергена лечила мужа от пьянства. Поэтому я отправился в Абердин и нашел на рынке гриб-навозник. Это чудо, что я встретил его сейчас, когда чаще он пробивается осенью. Сама Ровена была не в силах привезти его на остров – она не могла оставить Джона без присмотра. А этот гриб нужно непременно употребить в тот же день, когда он был срезан, иначе он протухнет и испортится. Мы с Максом принесли ей пахучий гостинец, и я смог с ней поговорить. Увидев то, что она так долго пыталась получить, она кинулась мне на шею и на моих глазах стала готовить отвар.

Все, оторвавшись от чаепития, с уважением посмотрели на Адама. А он, ничуть не смутившись, продолжил:

– Откуда эта странная ненависть к Расселам, спросил я и сам же ответил: дело в слухах, что распускал Саймон Рассел. И тогда Ровена призналась, что Рассел пытался шантажировать их, ещё когда умер старик Брекенридж. Макэвои не восприняли эти угрозы всерьёз, и тогда Рассел растрезвонил об этом всем. А после убийства Кампиона Рассел обнаглел и запросил с Макэвоев вдвое больше, чем раньше, грозясь выдать информацию о Ровене полиции.

– Ведь это безобразие какое-то! Мы должны поднять всю деревню и прогнать этого мерзавца из Сент-Фоуи! – потребовала Летисия.

– Ни в коем случае, мисс Вудс! Мы должны хранить в секрете семейную тайну Макэвоев, – остановил её порыв Адам.

Летисия потухла.

– Ну да, ну да!

– Врачам нелегко восстанавливать репутацию, – кивнул Тёрнер.

– Но всё равно, нужно принять серьёзные меры, – сказала Летисия.

Глава 24

Безмолвие

Я принёс снова закипевший чайник, разлил чай по кружкам и сел на своё место. Дед сказал:

– Мы должны во что бы то ни стало помочь Стэнли.

– А что мы-то можем сделать? – удивилась Летисия. – Стэнли как будто сам виноват в том, что приходится сыном Рэю! Бедный мальчик! Конечно, если подумать, только у него мог быть мотив…

– Помолчи, Летисия! Это глупости. Мы должны убедить инспектора, что Стэнли не способен убивать. Стэнли – добрый парень.

– И недалёкий, – сказал Тёрнер.

Я заметил, как просто Тёрнер менял своё мнение в любой ситуации. Он невероятно податлив. Такой долго не останется в холостяках, и можно было лишь порадоваться за миссис Брекенридж. Если, конечно, верить болтушке Келли…

– Инспектор не знает Стэнли так, как мы, – сказал дед.

– И что нам теперь, рассказывать ему, какой хороший Стэнли в самом деле? – съязвил я. – Ни к чему это не приведёт.

Дед глянул на меня отстранённо и уткнулся в кружку. Я извинился. Во мне ещё не утихла раздражённость после беседы с Джуди.

– Похоже, ему ничто не поможет. – Тёрнер сделал хороший глоток виски.

– Не говорите так, – всхлипывала вовсю Летисия. Она протянула руки в нашу с Адамом сторону, словно молила о пощаде. – Разве мы не можем помочь последнему из Кампионов? Разве мы дадим прерваться их роду? Ах, какая трагедия! Я не в силах этого пережить. Я буду страдать всю жизнь, клянусь вам, если Стэнли повесят!

– В их роду одни несчастья, насколько я могу судить, – сказал Тёрнер сухо. – Возможно, так предначертано судьбой, если хотите.

Летисия вмиг успокоилась и враждебно взглянула на доктора.

– Что вы хотите сказать? Пускай вешают? Вы бессердечный человек!

– Мисс Вудс, я не то имел в виду. Я только говорю, что не было у них счастья в роду, значит, такому роду лучше не продолжаться, раз такая генетика и раз так велено судьбой…

– Какой кошмар! – Летисия вспрыгнула с места. – Какой вы жестокий! Все вы, врачи, – бессердечные! Вам кажется, любой недуг можно излечить, а если не лечится, вы сразу предлагаете избавиться от него, покончив с целой жизнью!

– Вы правы, – спокойно согласился Тёрнер. – Если собака умирает, её лучше усыпить.

– Собака?

Летисия посмотрела на Тёрнера с ненавистью, затем взяла нож и с силой воткнула его в стол перед доктором. Тот отпрянул.

– Успокойся, Летисия! – потребовал дед. – Ты сведёшь всех с ума.

– Палач! Вот вы кто! – вскричала Летисия, тыкая пальцем в Тёрнера.

– Иногда лучше мыслить трезво, – сказал врач.

Летисия открыла было рот, но тут дед взял её за руку и отвёл от Тёрнера. Она обиженно прильнула к окну.

Я свистнул. Мне всё это осточертело. Дождь хлестал лютый, и бурое небо искрило молниями из-за плотных туч. Говорят, в такую погоду собаку не выгонишь. А я как раз очень желал одного – выгнать мисс Вудс пинком под зад. Мне и без её воплей было тошно. Я, конечно, не любил ублюдка Стэнли. Но я его знал с детства, он – «наш Стэнли», каким бы, чёрт