Русские флибустьеры - Евгений Костюченко

- Ну, старшина, я же ведь приблизился. Захватите с собой Оконечникова. И - живо ко мне!

Лоновой застыл, разинув рот. И только когда Беренс покрыл его матом в три загиба, матрос отбросил скребок и стремглав кинулся куда-то. Через минуту он появился на палубе вместе с Оконечниковым и еще двумя матросами:

- Так что, разрешите доложить, кого просили, того и привел, в лучшем виде, можно сказать!

Беренс смотрел им в глаза. Под его взглядом бывшие матросы вытягивались и застывали, выпятив грудь и молодцевато задирая бороды. «Что за дикая картина. Бородатые матросы, - подумал он. - Войско Степана Разина. Пираты, а не моряки».

- Мне нужна ваша помощь. Для начала попрошу вас троих встать к пулеметам. Ничего не трогать! Только стоять и смотреть на меня. Лоновой, вы - со мной.

Вдвоем они подошли к двери офицерской каюты, из-за которой доносились приглушенные крики вахтенных помощников. Беренс отдал карабин Лоновому:

- Возьмешь, братец, их на мушку, чтоб утихомирились.

Матрос держал винтовку на отлете, боязливо. Виктор Гаврилович с трудом заставил его зажать приклад под мышкой и правильно взяться за цевье.

- А если что~

- Не вздумай стрелять! - предупредил его Беренс, не сказав, впрочем, что он вынул из карабина патроны. На всякий случай.

Он вставил ключ и отпер дверь. Офицеры перестали кричать в иллюминатор и повернулись к нему с красными от возмущения лицами. Однако тут же успокоились и, отступив, прижались к переборке каюты.

- Джентльмены! Прощу прощения, что ненадолго лишил вас свободы. Сейчас мы исправим положение. - Он видел, что они смотрят не на него, а на матроса с винтовкой, и это его порадовало. - Итак, вы свободны. Вы немедленно покидаете «Орион». Вы отправляетесь на ближайший пост охраны. И там по телефонной линии связываетесь с мистером Коэном. Вам все понятно?

- Д-да, - заикаясь, ответил один. А второй только вытирал взмокшее лицо рукавом и кивал.

Беренс продолжал говорить учтиво и сухо, без лишних эмоций. Лоновой, не знавший английского, мог бы подумать, что речь идет о чем-то обыденном. Да, он мог бы так подумать, если б не держал винтовку в руках~

- Вы свяжетесь с мистером Коэном и передадите ему на словах следующее сообщение. Запоминайте. Он должен немедленно отпустить с плантаций всех русских работников. Немедленно, запомнили? Если до вечера они не появятся здесь, в бухте, то корабль выйдет в море, и вся артиллерия «Ориона» подвергнет обстрелу усадьбу мистера Коэна. А также нанесет удар зажигательными снарядами по его плантациям и заводам. Надеюсь, вы сможете ему объяснить: для меня не составит труда это сделать. Сможете?

- Сможем, сможем, сэр!

- Итак. Как только русские работники прибудут к бухте, я отпущу на свободу остальных членов команды. Прошу вас не медлить, джентльмены.

Выбравшись из каюты, они поглядели на бородачей возле пулеметов и, не мешкая, кинулись к трапу. А затем, словно наперегонки, припустили по пляжу в сторону карьера.

- Ну, ваше благородие, - протянул Лоновой восхищенно. - Ну, вы и кашу заварили. Чем это вы их так напугали?

- Они не меня, они тебя испугались, черта бородатого, - сказал Беренс, забирая у матроса карабин.

Виктор Гаврилович поднялся на мостик, Лоновой в два прыжка взлетел по трапу за ним.

- Какие еще будут ваши приказания?

- Приказания? - Беренс встал к пулемету и отвернул крышку на кожухе, проверяя, есть ли вода. Вода была. И лента заправлена. Оставалось дождаться противника и поднять предохранитель~ - Приказания мои будут такие. Работы по чистке прекратить. Инструмент собрать. Будем заводить трос от кормовой лебедки до причальных свай.

- Трос заводить? А пупок не надорвем? - Лоновой почесал затылок. - Далековато, ваше благородие. А без троса не снимемся? Коновалов говорит, сидел он вот так же, как мы, на мели~

- Коновалов? - Беренс обрадовался. - Я не знал, что он здесь. Немедленно его сюда!

- Слушаюсь, ваш-бл-родь! - Лоновой дурашливо козырнул и слетел с мостика.

Десятник Коновалов был одним из самых надежных людей на стройке. Толковый, подтянутый, требовательный и чистоплотный. Поговаривали, что порядок он поддерживал не только строгим взглядом или веским словом, и порой кое-то из его строителей щеголял поутру оплывшим ухом. Но Коновалову многое можно было простить. В его артели даже лихорадка не так свирепствовала, как в других бараках, - словно боялась заглядывать в его владения.

Беренс никогда не интересовался, по какой причине тот или иной строитель лишился свободы. Для него все они были не каторжники, а товарищи по общему делу. Но вот как раз про Коновалова он знал, что тот убил матроса, когда был боцманом. И сейчас это вдруг всплыло в памяти. «Боцман - вот кто мне нужен! - подумал Виктор Гаврилович. - Да только согласится ли он? Пойдет ли он за мной?»

С той самой секунды, когда он захлопнул люк крюйт-камеры, Беренс действовал, словно по давно задуманному плану. Хотя на самом деле никакого плана не было. Просто одно действие неизбежно требовало другого. Сев в лодку, надо оттолкнуться от берега. Оттолкнувшись, надо грести. Дистанция в тысячу миль состоит не из миль, а из гребков. Один гребок веслами, второй, а потом - последний, и лодка приткнется к причалу. Все очень просто. Надо только делать один гребок за другим и не заглядывать за горизонт.

Неспешно пробираясь по кем-то пробитой тропе, Боб Клейтон сначала замечал кровавые следы, затем они пропали. Здесь двое несли раненого, а вот здесь его перевязали. Срубили пару тонких деревьев - наверно, сделали носилки. Дальше уже не было никаких следов. Шли аккуратно. Даже не понять, сколько их было. Возможно, в другое время Клейтон не рискнул бы идти по чужой тропе. Тем более, по тропе, оставленной многочисленными и опытными противниками. Такие ребята вполне могли подстраховаться и оставить на тропе засаду, чтобы прикрыть спину. И если бы он пытался их настичь, то пустил бы погоню двумя группами, охватывая противника с флангов. Но сейчас у него не было двух групп, да и не думал он о погоне. О другом надо было думать~

Клейтон внимательно прислушивался к перестрелке. Он различал звуки одних и тех же винтовок. То были маузеры. Складывалось впечатление, что стреляют только испанцы, прочесывавшие лес. Никто не отвечал им из револьверов или дробовиков, как обычно бывало, когда солдаты зажимали в кольцо банду «мамби». Нет, там, впереди, шел бой равных противников. Потому-то Боб Клейтон и не торопился. Он никогда не ввязывался в чужую драку.

Клейтон провел детство в горах Вайоминга, где все занимались овцеводством. Дед его пас баранов, и отец его пас баранов, и Бобу тоже пришлось бы стать пастухом, если б он вовремя не смекнул, что в жизни есть и более интересные занятия. Однажды зимним вечером в их дом напросились переночевать двое заплутавших путников. Наутро они попросили отца дать им проводника до станции, и отец, получив с них доллар, послал с чужаками Боба, младшего сына. До станции было почти двадцать миль, туда-то он добрался на чужой лошади, сидя за спиной всадника и подсказывая дорогу. А обратно предстояло топать пешком. В метель. По горам. Бобу тогда было четырнадцать лет. Наверно, у него наступил тот самый возраст, когда гудки паровозов заставляют сердце биться сильнее обычного. Особенно если в этом сердце накопились обиды на отца и братьев. И Боб решил не возвращаться. Вместо того чтобы мерзнуть на горной тропе, он забрался в уходящий вагон с бычками. И уехал куда-то еще дальше на запад.