Прожорливое время - Эндрю Джеймс Хартли

Дело оказалось весьма непростым. Найт ездил на велосипеде в Японии, где также левостороннее движение, однако там экзамен по вождению славится своей необычайно сложной письменной частью, что весьма действенно отсекает всех иностранцев. Многие полагают, будто это делается сознательно. Томасу пришлось быть особенно внимательным на всех перекрестках, и вдвойне на тех многочисленных, с круговым движением, где все остальные водители, похоже, прекрасно представляли себе, куда ехать, и перестраивались из ряда в ряд, помигав указателями поворота. Томас же катался по два-три круга, прежде чем сворачивал туда, куда нужно, двигаясь к съезду поперек транспортного потока под недовольные сигналы других машин.

Машина, которую он взял напрокат, была маленькая, но полосы движения все равно казались Найту слишком узкими. Ему приходилось постоянно следить за тем, чтобы успеть увернуться от грузовиков и междугородных автобусов, с ревом проносящихся мимо всего в каких-нибудь нескольких дюймах. После двадцати минут за рулем Томас устал от постоянного напряжения и перестроился в крайний левый ряд, пытаясь избежать хотя бы самого худшего. Все же он постоянно оказывался на пути тех, кто хотел свернуть с шоссе, поэтому вписался в средний ряд и, стараясь не обращать внимание на происходящее вокруг, надавил на педаль газа.

Свернув с шоссе М-25, Томас направился на север по М-40. Под Оксфордом он увидел дорожный знак с неопределенным словом «Услуги» и остановился, чтобы перекусить, воспользоваться туалетом и позвонить.

— Констебль Робсон слушает.

— Это Томас Найт. Я говорил с вами после того, как на меня напали в развалинах замка.

— Ах да, — ответил полицейский. — Осада замка Кенильуорт. Разве я мог вас забыть!..

— Я уже рассказал вам кое-что о том, чем занимался здесь, — продолжал Томас. — Теперь мне хотелось бы сообщить кое-что еще.

— Хорошо, — сказал Робсон. — Надеюсь, ваш рассказ не будет слишком долгим, потому что я тут как раз собирался перекусить…

— Закажите пиццу, — предложил Томас.

Он рассказал Робсону о своем посещении подвалов «Демье» и о том, что там произошло, затем назвал контактный телефон Полински в Чикаго и предложил констеблю обратиться в Интерпол или куда-то еще, чтобы связаться с французской полицией.

— Хорошо, — бесстрастным тоном ответил Робсон. — Послушайте, мистер Найт, этот ваш рассказ, он очень странный…

— Почему бы вам не заказать пиццу? Я свяжусь с вами попозже, а вы тем временем сами кое-куда позвоните.

— Неплохо придумано, — согласился Робсон.

Оба понимали, что он должен проверить рассказ Томаса и убедиться в том, что ему не приходится иметь дело с законченным сумасшедшим.

Томас купил яблоко и головку белого чеддера. Как он уже успел убедиться, англичане знают толк в сыре, о чем Найт и сказал кассирше.

— Это место недалеко отсюда, — ответила та.

— Какое именно?

— Чеддер-Гордж. Где делают этот сыр.

— Вот как, — пробормотал Томас.

Ему никогда не приходило в голову, что этот сорт сыра получил название по месту, где его делают.

— Хороший он там, да?

— Наверное, — пожала плечами девушка. — Сама я сыр не ем. У меня от него газы.

Томас перезвонил Робсону через полчаса. Голос полицейского оставался тем же самым, но в том, как его слушали, Найт ощутил новый уровень серьезности. Робсон, конечно же, поинтересовался событиями в Эперне. Взамен за свои известия Томас попросил только одно: дать ему домашний адрес Эльсбет Черч, бессменного соавтора Даниэллы Блэкстоун.

Когда листок с адресом был у него в кармане, Найт дал Робсону слово встретиться с ним, когда вернется в Кенильуорт. Затем он купил новую дорожную карту и вернулся к машине.

Эльсбет Черч жила к югу от Стратфорда, неподалеку от шоссе М-4, между Ньюбери и Хангерфордом. Эта местность в настоящий момент входила в графство Оксфордшир, но называлась Беркширским Даунсом. Дом Эльсбет Черч, зажиточный, но без показной роскоши, стоял на окраине деревни под названием Хэмстед-Маршалл. Это был сельский коттедж, какой можно встретить только в Англии, каменный, с ползущим по стенам плющом, с шиферной крышей и садиком с дикорастущими, но очень живописными цветами. Окна были маленькие, в свинцовых переплетах. За постройкой начиналась лужайка, спускавшаяся к ручью, на берегу которого рос огромный кедр, облюбованный дикими голубями. Дом с открытки или с коробки шоколада.

Робсон сказал, что Черч развелась со своим извергом-мужем, как только стала финансово независимой. Детей у нее не было. В отличие от Даниэллы со своим управляющим, она жила одна.

Когда Томас позвонил в дверь, ему никто не ответил. Подождав, он попробовал еще раз, но с тем же результатом. До соседнего дома, расположенного ближе к дороге, было ярдов двести. Оглянувшись, Найт увидел, как в окне второго этажа дернулась тюлевая занавеска. Кто-то за ним наблюдал. Он подумал было о том, чтобы сходить туда, но затем рассудил, что обитатели этих мест вряд ли охотно рассказывают незнакомцам о своих соседях. Вернувшись в деревню, Томас выехал назад на шоссе и, проехав на север, нашел паб под названием «Зеленый человек».

Небо затянуло тучами, и быстро похолодало. Кутаясь в легкую куртку, Найт вошел внутрь, устроился у стойки и заказал пинту лучшего пива.

В отличие от Стратфорда и Кенильуорта, здесь американцы были в диковинку. Томас быстро оказался втянут в шутливый спор с барменом относительно сравнительных достоинств крикета и бейсбола и того, что за океаном испоганили слово «футбол».

— Я хочу сказать, вы ведь даже не играете ногами, правда? — искренне развеселившись, говорил бармен. — Так при чем тут футбол?[38]А эти постоянные остановки и старты, чтобы выкатывать ваших чудовищ весом по полтонны каждое на поле! Я хочу сказать, признайтесь, ваши ребята не продержатся и пяти минут в регби или в настоящем футболе, если уж об этом зашла речь, когда им нельзя будет каждые тридцать секунд выходить за бровку и присаживаться, попивая прохладительные напитки. В перерыв они дышат кислородом. Зачем?! Раз в воздухе кислорода недостаточно, тут что-то не так, ведь правда?..

И так далее, и в том же духе. Томас терпел, улыбался, пожимал плечами, время от времени отвечал неизбежными напоминаниями о нулевых ничьих в футболе, о непостижимых правилах крикета и о провале английской сборной, не сумевшей попасть на чемпионат Европы, что как раз оставалось главной темой спортивных разделов всех газет. Все выглядело достаточно добродушно, скорее как повод помериться остроумием, чем действительно принципиальные разногласия. Бармен, поджарый мужчина средних лет, имел привычку отворачиваться от собеседника и не улыбаться своим собственным шуткам. В конце концов разговор перешел на другие темы: как живется в этих краях и почему бармен втайне мечтает когда-нибудь перебраться во Флориду. По его словам, здесь ловить было нечего. Вся молодежь удирает в город. Фермы умирают. Даже туристы сюда не заглядывают.