Прожорливое время - Эндрю Джеймс Хартли

— Я спросил, знаете ли вы, что искали те, другие, — поинтересовался хозяин.

— Возможно, — уступил Томас, глядя пожилому французу в спину.

— Очень хорошо. — Тивари обернулся, и его лицо озарилось радостью. — За вашу откровенность вы будете вознаграждены.

Он повернул рукоятку, и дверь сейфа открылась.

— Мистер Найт, слышали ли вы о Шарле де Сен-Дени, маркизе де Сент-Эвромоне? — продолжал Тивари.

Томас проследил взглядом затем, как маленький француз выпрямился. Он сиял, обезоруживающие голубые глаза светились восторженным возбуждением. У него в руке была старая, обтрепанная кожаная папка, перевязанная выцветшей красной лентой. У Найта перехватило дыхание. Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

— Voila,[35]— произнес Тивари, почтительно опуская папку на стол.

Помедлив немного, он взялся за мудреный узел. Одно мгновение — и концы ленты распались.

Тивари выжидательно посмотрел на Томаса и сказал:

— Прошу вас.

Найт улыбнулся, внезапно занервничав, и склонился над папкой. Осторожно, взявшись большим и указательным пальцами за самый кончик, он ее раскрыл.

В папке было два кармашка. В левом лежало, судя по виду, письмо, написанное красивым цветистым почерком. Во втором находилась маленькая книга размером с современное дешевое издание в мягкой обложке, но гораздо более тонкая, старинная. Томас сразу же понял, что видит перед собой ин-кварто конца XVI — начала XVII века или чертовски хорошую подделку.

— Это?.. — начал он и осекся.

— Да, — подтвердил Тивари. — Пьеса.

— Шекспира?

У Тивари задрожали ресницы, он задумался и наконец сказал:

— Нет. Взгляните сами.

Томас заколебался, сокрушенный разочарованием, затем его пальцы бережно извлекли книгу из кожаной папки, и он увидел заглавие на обложке.

— «Вольпоне», — почти беззвучно произнес Томас. — «Вольпоне» Бена Джонсона? — Найт раскрыл маленький томик на первой странице и прочитал вслух: — «Самым благородным и абсолютно равным братьям, двум знаменитым университетам, за их любовь и теплый прием, оказанный его скромному труду, Бен Джонсон с признательностью посвящает эту книгу и самого себя». — Томас уставился на раритет.

— Тысяча шестьсот седьмой год, — сказал Тивари, чуть ли не хихикая от восторга, вызванного реакцией Найта. — Приобретена Сент-Эвремоном, взята за основу его собственной пьесы «Сэр будущий политик», затем отправлена в дар сюзерену, королю Франции и Наварры. Видите это письмо?

Томас поднял взгляд. Тивари достал из другого кармашка лист пергамента и развернул его. Найт зачарованно смотрел то на письмо, то на кармашек, чувствуя, что винодел пристально наблюдает за ним.

Оба кармашка папки теперь были пусты, но это лишь подчеркивало то, как они одинаково оттопыриваются. Хотя в левом лежал лишь один листок, кожа растянулась, очертаниями полностью соответствуя второму кармашку, в котором хранился томик ин-кварто. Если только пьесу Джонсона не перекладывали постоянно из одного в другой на протяжении всех трехсот с лишним лет…

— Тут было еще что-то, — заметил Томас. — Другая пьеса.

— Совершенно верно, — подтвердил Тивари. — Об этом прямо говорится в письме королю. Видите? — Он постучал пальцем по листу пергамента. — «Le livres». Книги, множественное число. В папке лежала еще одна.

— Так где же она теперь? — спросил Найт, едва удержавшись от желания выкрикнуть эти слова во весь голос.

— Увы, — произнес Тивари, сопровождая это слово пожатием плеч, которое длилось по крайней мере три секунды. — Это нам неизвестно. Мы полагаем, книга попала сюда из Версаля вместе с папкой, но затем… фьють! — Он показал жестом, мол, растворилась в воздухе.

Томас ощутил, как весь вдруг обмяк, словно огромное напряжение, которое удерживало его прямо, внезапно исчезло.

— У нас нет никаких сведений относительно того, что содержалось в другом кармашке, — продолжал Тивари. — Поэтому мы не можем сказать, исчезла вторая книга до того, как папка попала к нам, или после.

Поискав взглядом кресло, Найт бессильно свалился в него.

— Похоже, надо бы еще шампанского. — Тивари нахмурился. — Хотя, наверное, больше подойдет коньяк. Вы пережили шок. Как это сказать по-английски? Крушение надежд?

— Нет, — ответил Томас, стараясь оставаться вежливым. — Ладно, в какой-то степени. Я ожидал…

— Что здесь была пьеса Шекспира. Но почему?

— Я думал… В общем, сам не знаю. Наверное, это неважно.

— Вы полагали, что у Сент-Эвремона была пьеса Шекспира, — произнес Тивари, по-видимому рассуждая вслух. — Она представляла бы большую ценность. Однако ин-кварто Джонсона также чего-то стоит, хотя, может быть, и не так много. Но вас, похоже, нисколько не интересует «Вольпоне». Так что речь идет не просто о дорогой старинной книге. К тому же эту пропавшую пьесу искали и другие, следовательно, в ней есть что-то особенное. Что?

— Я полагал, так же как, судя по всему, считают и другие, что здесь, возможно, была пьеса Шекспира, которая считается утерянной.

— Новая?.. — спросил Тивари, снова сверкнув глазами.

— Да, для нас, — подтвердил Томас и обвел взглядом комнату, не желая показывать разочарование. — Но похоже, мы ошибались. Хорошо, пусть пьеса и была когда-то в этой папке, но впоследствии она каким-то образом… — Найт умолк, уставившись в одну точку.

— Мсье?.. — спросил Тивари, стараясь определить, куда смотрит его гость.

На бюро стояли две пожелтевшие фотографии в общей серебряной рамке.

— Кто это? — спросил Томас.

— Мои grand-père, — улыбнулся Тивари, разглядывая стройного молодого мужчину с давно вышедшими из моды усами и толстой сигаретой. — Мой дед. Этьен Тивари. Он умер еще до моего рождения…

— Нет, — остановил его Томас. — Тот, другой, который военный.

Это был высокий мужчина в форме офицера британской армии времен Первой мировой войны.

— Не знаю, — сказал Тивари. — По-видимому, друг моего деда. Вероятно, его часть стояла здесь во время войны. В этих местах повсюду были понастроены бараки. Солдаты использовали подвалы, чтобы укрываться от… от бомб?

— Снарядов.

— Да, так. Здесь везде были окопы. Бои шли в этих местах в течение почти всей войны. Линия фронта перемещалась. На реке Марне произошли два крупных сражения, в девятьсот четырнадцатом и восемнадцатом годах. Сначала немцы наступали очень стремительно и захватили почти весь этот район. После первой битвы их оттеснили, но все же недостаточно далеко, чтобы помешать им обстреливать эти места из пушек. Почти всю войну моя семья провела в подвалах.