Казнь - Марина и Сергей Дяченко

– Ирена, я вот о чем думал… Если моя… реальность существует, как вы говорите, чуть больше года… Почему я отлично помню свое детство, имевшее место почти сорок лет назад? Почему все люди, как правило, имеют прошлое, а страны – историю?

– Вы не верите мне, Ян?

– Нет, я просто хочу разобраться…

Она пожевала губами, подбирая слова.

– Возможно, ваши воспоминания наросли… как новая кожа нарастает вокруг лоскутка старой кожи и закрывает рану. Возможно, я ваша информация о прошлом – большой многоступенчатый фантом…

– Похоже на дрянную лекцию по эрзац-философии, Ирена.

– Я не виновата, Ян. Я же не философию преподаю… преподавала. Так, домыслы, предположения…

* * *

Она уже дремала, когда Семироль собрался уходить.

– Ян, вы куда?! Поздно…

– Не беспокойтесь… Я скоро.

За ним закрылась дверь, но только несколько минут спустя Ирена догадалась, куда и зачем он отправился.

Ни о каком сне, разумеется, речи уже не было.

В щели ставен заглядывала полная луна; какому-то бедолаге сегодня не повезет.

Слух об упыре разлетится мгновенно…

Если, конечно, жертва останется в живых. Или если Семиролю не удастся спрятать труп с характерной ранкой на шее…

Проснуться бы. Проснуться бы дома, или на худой конец на ферме, где проступают за окном очертания гор…

Она лежала, натянув до подбородка одеяло. Кровать скрипела при каждом движении. Свечка воняла.

* * *

Наутро Семироль не вернулся.

Она прождала до обеда, потом, преодолевая страх, спустилась вниз и поговорила со служанкой.

Нет, никаких особенных слухов. Никаких леденящих кровь новостей… Разве что… Госпожа слышала? В городе объявился «бескорыстный», от этих всего можно ждать, остерегайтесь, госпожа… Вы ведь сегодня не съедете? Нет?..

По счастью, Семироль, уходя, оставил большую часть денег. Значит, еще некоторое время Ирена была в состоянии платить за жилье…

Служанка понизила голос:

– Господин уехал? Совсем? Госпожа нуждается в помощи?

Ирена через силу помотала головой.

* * *

К вечеру Семироль не пришел, и на другое утро не объявился тоже. Ирена собралась с мужеством и отправилась в город.

Оседала пыль. Охрипли к вечеру зазывалы и бродячие торговцы; тускло отсвечивали под солнцем флюгера. Ирена боялась заблудиться – и потому все время возвращалась к гостинице, носившей, как выяснилось, гордое имя «Три козы»…

Семироль умел заговаривать с каждым встречным. У Ирены не хватало смелости даже на то, чтобы спросить дорогу. На перекрестке, прямо на мостовой, расположился небольшой базарчик; торговки, мимо которых Ирена проходила уже пятый раз, с неприкрытым любопытством разглядывали ее.

Она упала духом. И совсем уж решилась вернуться в гостиницу, лечь в кровать и полежать без мыслей, когда на перекресток вылетел всадник на высокой ухоженной лошади.

Ирена успела разглядеть высокие сапоги со шпорами, темно-красный плащ и сосредоточенное, очень сосредоточенное молодое лицо. Как будто всадник множил в уме шестизначные числа…

Лошадь секунду поплясала на месте – а затем, направляемая коротким приказом и движением шпор, ринулась прямо на торговок.

Женщины кинулись врассыпную. Иренины уши заложило от визга.

Подкованные копыта прошлись по глиняной посуде, обращая ее в груду черепков, по разложенным на земле овощам, по снулой рыбе; в секунду разорив рынок, всадник развернул лошадь и ускакал в одну из боковых улочек, сопровождаемый криками, руганью, градом проклятий…

Бранящиеся женщины уже собирали черепки и подсчитывали убыток – а Ирена все еще стояла, держась за сердце, прислонясь к чьему-то забору. Среди причудливых ругательств, оседавших над площадью вместе с пылью, рефреном повторялось слово «бескорыстный». Вплеталось в самые грязные сочетания, приобретало непривычный смысл, само перерождалось в брань: «У-у-у, сука бескорыстная…»

Ирена встала прямо. Забор, о который она опиралась, оказался весь разрисован углем, Ирена выпачкала рукав, да и длинный подол, так мешающий при ходьбе, не мешало бы вычистить…

«Бескорыстная сука» была тем самым героем, который два дня назад с риском для собственной жизни спас старуху. На Ирениных глазах. На глазах толпы.

* * *

Ночь прошла в полубреду: несколько раз ей снилось, что вернулся Семироль. Она вскакивала ему навстречу, радуясь, как маленькая девочка – и всякий раз просыпалась. И засыпала опять, и снова тихо открывалась дверь, входил упырь-адвокат…

Утром она упаковала оставшиеся деньги в мешочек-кошелек и отправилась в город, справедливо решив, что надо что-то делать. Сперва она запоминала дорогу к гостинице, а потом перестала.

Потом ей встретилось смутно знакомое здание; она ускорила шаг. Неужели?!

Гарпии перед входом… Институт.

Молодые люди в темной униформе, вроде как монахи… нет, студенты. Ирена остановилась, наступив на собственный подол.

Сейчас на крыльцо выйдет госпожа Карательница… хотя нет. Вряд ли в этом учебном заведении преподают женщины, по крайней мере среди студиозусов девушек не наблюдается… А вот долговязый профессор восточной литературы может встретиться вполне…

Она набрала в грудь побольше воздуха и прошла между каменными гарпиями. Если на секунду поверить, если сейчас наступит пропахшая кошками темнота, а спустя мгновение ее встретит господин Петер, облысевший, с чашечкой кофе в руке…

– Госпожа, вы куда?..

Студенты глядели на нее с недоумением. Ирена извинилась и побрела прочь.

«Госпожа Хмель, здравствуйте… Госпожа Хмель, мы читали вашу последнюю повесть… Госпожа Хмель…»

Бывший преподаватель. Бывшая писательница. Бывшая жена. Кто она теперь?..

Проклятая оборка на юбке оторвалась и то и дело подворачивалась под ноги. И хотелось кофе. Немилосердно.

Что, если Семироль нашел ВЫХОД? И теперь, вернувшись на ферму, расправляется с Ником?

Она замедлила шаг, пропуская карету с гербами.

Нет, маловероятно. Семироль слишком дорожит будущим ребенком, он никогда бы не оставил Ирену одну…

По доброй воле не оставил бы. Значит, его либо убили, либо поймали на горячем, схватили как упыря, кровопийцу…

С трудом пробираясь между торговыми рядами, она миновала большой базар. Вспомнила вчерашнее происшествие, черепки под копытами и сосредоточенное лицо молодого всадника. Светлые ниточки бровей, изогнутых, будто значок «тильда» на клавиатуре компьютера. Губы, прямые и тонкие, как тире. Бледное и плоское, как бумага, лицо.