1000 ночных вылетов - Константин Михаленко

— Ошалел, Вася? Что ты им сделаешь? Бегите за мной!

Они еще медлят, они все еще не могут прийти в себя.

— Быстрей! Бегите за мной!..

Мы едва успеваем добежать до деревьев, как истребители вновь обрушивают град снарядов. На этот раз им удается поджечь самолет Крикуна. Они посылают в него еще несколько очередей и уходят в сторону Познани.

Морозов едва держится на ногах. Он ранен не только в лицо, вражеская пуля впилась еще и в поясницу. Но перевязывать его нет времени. Сначала мы с Ильей помогаем Морозову подняться на крыло и залезть в кабину штурмана, потом усаживаем туда Крикуна. Затем Илья становится на крыло и впивается пальцами обеих рук в борт моей кабины.

— Взлетаю, Илюша!

— Давай…

После этого случая мы уже не вылетали на дневные бомбежки без прикрытия истребителей. Истребители ходили «этажеркой» на разных высотах, бдительно оберегая нас от вражеских самолетов. Нам стало значительно легче и веселей: все-таки в воздухе рядом с нами были наши друзья! При этой мысли и огонь вражеских зениток не казался нам таким страшным.

Уже неделю дислоцируемся на аэродроме Беднары близ Познани.

В недалеком прошлом этот аэродром, видимо, принадлежал авиационному заводу, где разрабатывались и изготовлялись новинки авиационной техники фашистского рейха. Вдоль длинных просек, в прилежащем лесу, рассредоточены образцы новых пикирующих бомбардировщиков с подвешенной под брюхом сорокапятимиллиметровой пушкой. Тут же Ме-210 — модификация скоростного бомбардировщика и истребителя-перехватчика Ме-110. По замыслам гитлеровцев, этот самолет должен был затмить «черную смерть», как называли фашисты наши грозные штурмовики ИЛ-2, и привести «люфтваффе» к полному господству в воздухе. Но не успело немецкое командование применить эту новинку: слишком быстрым оказалось продвижение советских войск. Теперь все эти самолеты стоят неподалеку от нашего аэродрома, вызывая у нас известное любопытство, ведь какова бы ни была наша ненависть к врагу и презрение ко всему, что связано с фашизмом, изучение нового оружия противника с целью уяснения его возможностей — дело нужное и достойное похвалы. Но у инженера эскадрильи Михаила Павлова любознательность наших техников и оружейников вызывает видимое беспокойство.

— Ты был в общежитии? — спрашивает инженер.

— Нет. А что?

— Да там же выставка трофейного оружия! Крупнокалиберные пулеметы, пушки, снаряды, патроны! Чего только не натащили! Не удивлюсь, если и такую вот дуру приволокут в дом и установят у кого-либо под койкой! — говорит Павлов, дотрагиваясь рукой до ствола пушки, торчащей из-под брюха «штукаса».[28]

— Ну, ты скажешь! — едва сдерживаю я смех. — А впрочем… Знаешь, Михаил, любознательность не порок. Пусть их.

— Нет-нет! Ты должен вмешаться. Смотри! Вон, пожалуйста…

Павлов показывает на торчащий из-за деревьев «штукас», под брюхом которого возится техник. Я вижу, как он берется руками за ствол пушки, подтягивается и заглядывает в ее жерло… И вдруг…

— Та-та-та! — рассыпается короткая очередь, и техник падает, разбросав в стороны руки…

Мы бежим к распростертому телу.

— Во-от! — тяжело вздыхает Павлов. — Я ж говорил! Доигрались! ЧП в эскадрилье!

«Тело» начинает шевелиться.

— Так и знал, — резюмирует Павлов. — Старшина Бабаев! Старшина поворачивает голову, замечает нас и на четвереньках старается улизнуть в лес.

— Бабаев, стойте! — приказываю я. — Что произошло?

— Ничего, товарищ командир, — невозмутимо отвечает Бабаев.

— И пушка не стреляла, и вы, товарищ старшина, не валялись на земле? И вообще, все это нам с Павловым только показалось? Не так ли?

— Конечно, показалось! — Черные маслины бабаевских глаз искрятся лукавством. — Иду домой. Какой-то сучок под ноги попал. Понимаешь, споткнулся. Упал…

— Ох, Жора! Чтобы ты впредь не спотыкался о сучки, посажу я тебя на пять суток! А кто в кабине?

— Никого, товарищ командир. Пушка сама стреляла…

— А может, там твой дружок Петя сидит?

— Зачем Петя? Пушка сама…

— Чудеса… Румянцев! Вылезайте из самолета!

Отодвигается в сторону защитный колпак, и появляется смущенная физиономия Румянцева. Он медленно выбирается на крыло и спрыгивает на землю.

— Здравствуйте, Петенька. Изучаете?

— Изучаем, товарищ командир.

— А если бы вы убили товарища?

— Исключено, товарищ командир! Железная договоренность. Проверяли на силу отдачи…

— Экспериментаторы!.. Катитесь оба! И чтоб духу вашего не было у самолетов… Стойте! Что у вас в карманах? Покажите.

Румянцев и Бабаев нехотя выворачивают карманы, и на землю сыплются патроны и снаряды от скорострельных пушек.

— Вы давно не дети, зачем все это?

— Технику врага надо знать, товарищ командир..

— Вот как? Идите!

Я смотрю вслед друзьям, удаляющимся вдоль просеки.

— Черт знает что творится в эскадрилье! — недовольно замечает Павлов.

— М-м-да. Наверно, придется как-то прекратить эту оружейную лихорадку.

— Точно! — поддерживает Михаил. — Идем в общежитие. Там еще не такое увидишь!

— Нет, Миша. Не пойду…

— Так они…

— Ну и пусть!

Кажется, я поступил верно, не послушавшись эскадрильного инженера и не уничтожив созданный техниками «арсенал» трофейного оружия. В сложившейся ситуации наша маленькая двухэтажная «крепость» на опушке леса, примыкающего к аэродрому, оказалась весьма кстати. Дело в том, что накануне большая группа немцев, поддерживаемая самоходками, вырвалась из неплотного Познанского кольца и оказалась в лесу, рядом с нами. Выставленный наспех заслон огнем крупнокалиберных пулеметов и скорострельных пушек, снятых с трофейных самолетов, остановил группу на восточной опушке леса и вынудил немцев занять оборону.

Однако было ясно, что фашисты очухаются, разберутся, что к чему, и постараются смести наш малочисленный заслон, прикрывающий подступы к аэродрому. А тогда…

Подполковник Меняев доложил обстановку в штаб дивизии и попросил либо помощи, либо разрешения перебазировать полк на запасной аэродром.

Ответ генерала Рассказова был предельно лаконичным:

«Приказано держаться. На помощь пехотных частей не рассчитывай — мы в глубоком тылу. Весь мой резерв — батальон аэродромного обслуживания, офицеры штаба и политотдела. Бомбардировку крепости Познань не прекращать. В случае прорыва фрицев на аэродром укажи летчикам запасной. Обстановку докладывай ежечасно».

Собрав после этого всех летчиков, инженерно-технический состав и офицеров штаба полка на старте, подполковник Меняев отдал боевой приказ: