Тигр, светло горящий - Трейси Шевалье

— Вы это подпишете, сэр?

К удивлению Магги, отец снял крышечку с пузырька, обмакнул перо в чернила и начал подписываться в конце листа под другими подписями.

— Па, ты что делаешь? — прошептала Магги.

Ей очень не понравились грубые манеры Джона Робертса. Он и ее работодатель, мистер Бьюфуа, были хуже всех из выступавших на митинге, и она полагала, что отец воспримет этого нахала так же.

Дик Баттерфилд замер с пером в руке.

— Ты что имеешь в виду? Что плохого в том, чтобы подписать, если я согласен? Хотя, на мой вкус, написано как-то витиевато.

— Но ты только что говорил, что французы никакая для нас не угроза.

— Тут речь идет не о французах, а о нас. Я поддерживаю старого короля Георга — он мне ничего плохого не сделал.

Он снова поднес перо к бумаге. В полной тишине весь паб смотрел, как Дик Баттерфилд ставит свою подпись. Закончив, он оглянулся и, увидев, что стал центром всеобщего внимания, изобразил удивление. Он повернулся к Джону Робертсу.

— Хотите что-нибудь еще?

— Напишите еще, где вы живете.

— Шестой дом Бастильского квартала, — прыснул со смеху Баттерфилд. — Но для такого документа лучше, наверное, будет Йорк-плейс, верно?

Он написал адрес рядом со своей фамилией.

— Ну вот, теперь можно обойтись и без визита, а?

Тут Магги вспомнила о нескольких ящиках портвейна, появившихся из ниоткуда несколькими днями ранее и спрятанных под кроватью родителей. Она улыбнулась: отец так охотно подписал декларацию, потому что не хотел, чтобы эти люди появились в Бастильском квартале.

После того как Дик Баттерфилд сообщил о себе, что требовалось, Джон Робертс подтолкнул открытую книгу Томасу Келлавею.

Томас уставился на страницу. Текст этой декларации отличался необыкновенной напыщенностью. Его обдумали заранее на небольших собраниях, аккуратно написали и отправили по ламбетским пабам и рынкам со специальными гонцами еще до того, как состоялся митинг в Камберлендском саду. Внизу стояли многочисленные размашистые подписи: одни уверенные, другие дрожащие, кое-где их заменяли кресты с адресами, написанными под ними рукой Джона Робертса. Все это было слишком сложно для Келлавея.

— Я не понимаю, почему я должен это подписывать?

Джон Робертс наклонился и постучал костяшками пальцев по столешнице рядом с гроссбухом.

— Вы подписываете это в поддержку короля! Вы этим говорите, что желаете, чтобы он был вашим королем, и будете сражаться с теми, кто попытается избавиться от него.

Он посмотрел на недоуменное лицо плотника.

— Вы что, сэр, дурак? Вы что, не хотите назвать короля своим королем?

Томас Келлавей вовсе не был дураком; он был встревожен. Он всегда придерживался правила подписывать как можно меньше документов, да и те желательно только деловые. Он даже не подписывал письма, что Мейси строчила Сэму, и отговаривал ее писать что-нибудь про него. Он думал, что таким образом не оставляет следов в мире, а потому не рискует быть неправильно понятым.

— Я не уверен, что королю грозит опасность, — сказал он. — Ведь тут у нас нет французов, а?

Джон Робертс прищурился.

— Вы удивитесь, узнав, на что способен плохо осведомленный англичанин.

— А что вы имеете в виду, говоря «публикации»? — продолжил Томас так, словно и не слышал последнего замечания. — Я ничего не знаю ни о каких публикациях.

Джон Робертс оглянулся. То рвение, которым заразил присутствующих Дик Баттерфилд, ставя свою подпись, быстро сходило на нет с каждым словом сомнения, произнесенным Келлавеем.

— У меня нет времени на эти разглагольствования, — прошипел он. — Тут много других людей ждут возможности поставить свою подпись. Где вы живете, сэр?

Он перевернул страницу и замер с пером в руке, ожидая, когда Томас назовет ему свой адрес.

— К вам зайдут другие объяснить, что к чему.

— Номер двенадцать Геркулес-комплекса.

Услышав адрес, Джон Робертс напрягся.

— Вы живете в Геркулес-комплексе?

Томас кивнул. Джем почувствовал, как у него узлом завязывается желудок.

— Вы знаете некоего Уильяма Блейка, печатника, проживающего на этой улице?

Джем, Магги и Дик насторожились одновременно. Магги стукнула ногой по табуретке Томаса Келлавея и нахмурилась, а Баттерфилд принялся изображать приступ кашля.

К несчастью, Томас Келлавей если что начинал, то остановить его было трудно. В этом он был похож на терьера.

— Да, я знаю мистера Блейка. Он наш сосед.

А поскольку его мало волновало суровое выражение лица Джона Робертса, то он решил еще яснее выразить свои чувства.

— Он — добрый человек, он помог моей дочери месяц или два назад.

— Ах, вот как? — Джон Робертс улыбнулся и захлопнул свой гроссбух. — Мы собираемся нанести визит мистеру Блейку сегодня вечером, а заодно заглянем и к вам. Всего доброго.

Он сгреб перо и пузырек с чернилами и направился дальше, переходя от столика к столику, и Джем отметил, что никто, кроме его отца, не отказался подписать декларацию. Джон Робертс время от времени бросал язвительный взгляд на Томаса Келлавея. От этого взгляда внутри у Джема все переворачивалось.

— Пойдем отсюда, па, — вполголоса сказал он.

— Дай-ка я сначала допью свое пиво.

Томас не собирался торопиться, когда у него оставалось еще пол пинты пива, пусть и разведенного водой. Он твердо сидел на своей табуретке, положив руки на столешницу по обе стороны от кружки, устремив глаза в ее содержимое, а мысли — к мистеру Блейку. Уж не втянул ли он его в какую-нибудь неприятность, спрашивал он себя. Хоть он и не знал своего соседа так хорошо, как, кажется, знали его дети, но не сомневался в том, что мистер Блейк — добрый человек.

— Что будем делать? — вполголоса спросил Джем у Магги.

Он тоже думал о мистере Блейке.

— Не суйтесь в это дело, — вставил Дик Баттерфилд. — Блейк, скорее всего, подпишет эту декларацию, — добавил он, скосив взгляд на Томаса. — Как и большинство людей.

— Мы его предупредим, — решила Магги, не обращая внимания на слова отца. — Вот что мы сделаем.

— Мистер Блейк работает, мои дорогие, — сказала миссис Блейк. — Его сейчас нельзя беспокоить.

— Ой, это очень важно, мадам! — воскликнула Магги, делая нетерпеливое движение, словно собираясь ринуться в дом мимо миссис Блейк, но та твердо стояла в дверях и не шелохнулась.

— Он как раз готовит одну из своих гравюр, а он должен делать это в один присест, — объяснила миссис Блейк. — Поэтому мы не можем ему мешать.