Среди красных вождей - Георгий Соломон

Тщетно я указывал Коппу, как надлежит грузить плуги: положив в трюм первый ряд, покрыть его досками, на который положить второй ряд и т. д. Он отвечает угрозами и, наконец, доносами…

Я думаю, довольно этих двух примеров, чтобы читатель имел представление об операциях вельможного Коппа…

Я пишу эти строки и передо мной стоит стакан чая в скромном серебряном подстаканнике, поднесенном мне в момент моего отъезда из Ревеля в Лондон моими близкими сотрудниками, называвшими себя «верной пятеркой». Среди выгравированных на нем подписей имеется имя «Фенькеви», по инициативе которого на подстаканнике выгравирован и девиз по латыни. Хороший девиз: «veritas vincit» (лат. Истина побеждает.).

Я часто употребляю этот дорогой мне подстаканник, с умилением вспоминая о «верной пятерке», объединившейся около меня под этим святым лозунгом… И вот, вспоминая операции Коппа, которые все проходили, в транспортном смысле, на глазах у Фенькеви, мне хочется по прежнему дружески сказать ему: Иосиф, Иосифович, именем «veritas vincit», умоляю вас выступить и сказать всем, правду ли я говорю, или, лгу.

Бросьте сомнения и скажите правду, ведь должна же хоть раз «правда победит и воссияет»…

И вельможа Копп, разжиревший и обнаглевший, конечно, не мог оставить безнаказанными мои выступления. И вскоре ко мне в кабинет явился Гуковский, по обыкновению, торжествующий и радостный, как всегда, когда он мог поднести мне какую-нибудь гадость.

– Вот вы говорите, что я все пишу на вас доносы, – сказал он, – а вот я только что получил от Коппа из Берлина письмо, к которому он приложил копию жалобы на васв ЦК партии, хе-хе-хе!.. Это штучка, хе-хе-хе!..

И он стал читать мне эту жалобу. Цитируя наизусть, ручаюсь лишь за общий характер ее и некоторые врезавшиеся в мою память крылатые слова и выражения. Писал он свою жалобу в высоко литературном стиле (отдаю ему эту справедливость), подражая известному выступлению Эмиля Золя по делу Дрейфуса, в котором каждый абзац начинается словами: «J'accuse!» (Я обвиняю!).

Не буду приводить всего доноса, приведу только наиболее врезавшуюся в мою память часть:

«Я обвиняю товарища Г. А. Соломона в сознательном саботаже меня путем отказа мне в денежных средствах. Это видно из приведения копий моих и его телеграмм.

«Моя телеграмма (год, месяц и число): «Немедленно переведите одиннадцать миллионовмарок, необходимых для внесения задатка по заключенному договору. № 347. Копп.».

«Ответ товарища Соломона (год, месяц и число): «Ваша

№ 347. Не имея распоряжения центра «об отпуске вам одиннадцати миллионов марок «запросил Москву. Результаты сообщу. № 1.568. «Соломон».

«Моя телеграмма от (год, месяц и число):

«Вашу № 1. 568 считаю просто отпиской… Повторяю требование, изложенное моей телеграмме № «347, при неисполнении какового вынужден буду «жаловаться в Москву. № 362. Копп».

«Не получая в течение трех дней ответа от товарища Соломона, послал ему новое требование (год, месяц и число): «Глубоко возмущенный вашим молчанием ответ на мою

№ 362, требую срочного ответа и исполнения требования, изложенного моей № 347. При неполучении ответа до завтра вечером буду считать явным саботажем, о чем и уведомлю Москву с возложением на вас ответственности. № 385. Копп».

«Прошло еще три дня. Ответа от товарища Соломона не было. Это вынудило меня послать жалобу на товарища Соломона в Москву Наркомвнешторгу, от которого получил ответ: «Одновременно даем распоряжение Ревель перевести вам одиннадцать миллионов золотых германских марок».

«Прошло еще три дня. Ответа от товарища Соломона исполнить это распоряжение. Но прошу вас, уважаемые товарищи, обратить внимание на то, что нарочитый формализм товарища Соломона задержал получение этих денег почти на две недели и что таким образом выгодная для РСФСР сделка не состоялась… № 397, Копп».

Далее шли примеры моего такого же «саботажа», которые не стоит приводить.

А затем цитирую, опять таки, увы, только на память, другое обвинение:

«Я обвиняю товарища Соломона в антисоветском отношении к делу и ярко выраженной контрреволюционности, как это будет видно из дальнейшего.

«По срочному, в виду приближающихся полевых работ, требованию Наркомвнешторга, мною спешно были заказаны на одном из лучших австрийских заводов стальные косы, которые я спешно же погрузил на пароход, чтобы они попали вовремя в Россию…»

И далее шло описание только что изложенной мною истории с железными косами.

«Явно стремясь скомпрометировать советское правительство в глазах крестьян, товарищ Соломон, бюрократически придираясь к поставке этих кос, не принял их и возвратил мне обратно, таким образом вызвав ряд ненужных затрат по отправке кос туда и обратно, страхованию их и прочим накладным расходам. Я слагаю с себя всякую ответственность за несвоевременное снабжение населения косами, за недовольство крестьян и те обвинения советского правительства, с которыми оно, конечно, обрушится на него, и всецело возлагаю всю эту ответственность со всеми последствиями на товарища Соломона, который в антисоветских и контрреволюционных намерениях вызвал эту бучу…»

Такие же «J'accuse!» были и по поводу плугов, по поводу сеялок, еще одной партии кос, борон и пр. и пр.

Гуковский, смакуя эти обвинения, прочел мне жалобу.

– Да, вот, что пишет Виктор Леонтьевич Копп по поводу вас, хе-хе-хе, – сказал он, закончив чтение. – Вот видите, не я один, все на вас жалуются… хе-хе-хе… быть бычку на веревочке… быть, хе-хе-хе!..

Конечно, все эти обвинения были явным вздором, и ЦК партии не обратился ко мне даже с простым запросом по поводу всех этих «ж-аккюз».

Но я, не обинуясь, скажу, что эта недобросовестная деятельность Коппа стоила России массу денег. Помимо того, что возвращение назад негодных товаров, естественно вызывало страшное запаздывание в деле снабжения крестьян необходимыми срочно орудиями и инструментами, оно крайне удорожило все дело, увеличивая себестоимость их, что отражалось на потребителях. И не было ни одной поставки от Коппа вполне нормальной. Мне приходилось в тех случаях, когда поломки и порчи составляли не более 10 % всей партии, принимать весь груз, отбирая лом и частью выбрасывая его, частью же ремонтируя его в Ревеле, ибо напоминаю, наши ремонтные возможности в России были очень слабы.

Но необходимо отметить еще одно обстоятельство, которое весьма меня обескураживало – это дальнейшая судьба приобретаемых товаров. Недавно мне пришлось читать не то в «Возрождении», не то в «Последних Новостях» маленькую корреспонденцию из России, вкоторой сообщалось, что на московских железнодорожных путях имеются громадные залежи неразгруженных вагонов, которые стоят наполненными товарами свыше пяти лет… Такая же участь была и с моими грузами. Мы их отправляли и они пропадали.

Буду говорить о явлении, а не об отдельных фактах. Мы отправляем маршрутный поезд. Груз очень срочный. Одновременно с отправкой груза Фенькеви, по установленному им самим правилу, посылает в Москву краткое телеграфное сообщение со всеми необходимыми сведениями (по какому договору груз приобретен, количество его, номер маршрутного поезда, день, месяц и год отправки, словом, все данные). Проходит несколько времени, и я получаю срочную телеграмму – запрос, как-де и почему-де до сих пор не отправлена такая – то партия товара, о спешности которого Наркомвнешторг мне писал тогда то и тогда то. Иногда эти запросы сопровождались выговорами, на которые я не обращал никакого внимания. Такие запросы – выговоры посылались периодически целыми пакетами. Я передавал их Фенькеви.