Очаруй меня - Джоанна Линдсей

Она отбросила эту мысль.

Она, по крайней мере, уверена, что на этом балу стала единственной представительницей семьи Уитвортов. Роберту было запрещено являться на балы, где присутствовали дебютантки, а тем более их развращать: единственный, по мнению Брук, порядочный поступок со стороны отца. Когда случилась стычка между отцом и сыном, она сама не смогла подслушать под окном, зато подслушали слуги, а потом шептались за спинами хозяев:

– Хозяин отдал целое состояние, чтобы замять скандал.

– Он засунул свой конец не в ту девственницу.

– Теперь не имеет права посещать такие балы. Как же он найдет себе невесту?

Но это было за несколько лет до дуэлей, так что, должно быть, Элоиза Вулф далеко не первая, кого Роберт обесчестил, и именно об этом старом случае узнал Томас Уитворт, потому что, пока Доминик не стал вызывать Роберта на дуэли, Томас понятия не имел об их причинах. Знала ли Харриет об этих девушках? Возможно, нет. Недаром она до сих пор обожала своего недостойного сына! Как, впрочем, и Томас. Он никогда не сердился на Роберта подолгу, но уж если гневался, его приказы выполнялись беспрекословно.

Все еще разглядывая толпу, Брук заметила:

– Вот компания дам вашего возраста, уже далеко не столь невинных. Как насчет нее?

Доминик проследил за ее взглядом и, похоже, с трудом удержался от смеха:

– Вам придется получше постараться, если хотите убедить меня, что говорите серьезно.

Она вдруг вспомнила, что он так и не сказал, что согласен на сделку.

– Посмотрим, – добавил он.

Значит, просто посмеивается над ней… или действительно не считает ее намерения серьезными. Особенно потому, что она предложила ему в любовницы весьма некрасивую особу.

Поэтому Брук безжалостно растоптала все свои эмоции и кивнула на очень хорошенькую женщину, на вид на несколько лет его старше. Но вряд ли это имеет значение.

– Она?

– Может быть.

Она сцепила зубы и сжала кулаки так, что ногти впились в кожу:

– Вам следует пригласить ее на танец.

– Сначала я должен найти вам сторожевого пса.

– Мы оставили псов дома.

Она шутила, конечно, поэтому немного удивилась, когда он с любопытством спросил:

– Вы считаете Россдейл своим домом?

Брук была удивлена даже больше него, но все-таки ответила:

– Собственно говоря, да. Разве он не станет моим домом?

Вместо ответа Доминик сказал:

– Вы можете навязывать мне любовниц, но я не собираюсь навязывать вам любовников. И я нашел идеального сторожевого пса, который отгонит от вас всех назойливых поклонников.

Он взял ее под руку и повел сквозь толпу:

– И вы собираетесь танцевать с ней?

Доминик оглядел ее. Глаза его весело блеснули.

– Но разве не вы только что приказали мне это сделать?

– Да, но…

– Я, по крайней мере, вижу, что она согласится.

– И вы можете определить это с первого взгляда?

– Разумеется.

Брук моргнула, но тут же широко раскрыла глаза. Он остановился перед вероятным «сторожевым псом». Господи боже, только не ее мать!

– Мы встречались несколько лет назад, леди Уитворт, так что вы вряд ли меня помните. Доминик Вулф, – представился он, слегка кланяясь. – Прошу вас, проследите за тем, чтобы ваша дочь больше ни с кем не танцевала, пока я по ее настоянию развлекаю другую даму.

Брук, залившись краской до корней волос, наблюдала, как он идет через всю комнату к той красивой даме, на которую она ему указала.

– Вижу, он вовсе не волк, – заметила Харриет. – Или, по крайней мере, великолепный зверь. Не могу поверить, что нам есть, за что поблагодарить Роберта.

– Что ты здесь делаешь, мама?

Доминик пересек комнату, думая о том, что, скорее всего, совершил ошибку, оставив Брук в обществе ее матери. Родители Брук наверняка имели свои планы на сезон дочери в Лондоне и, скорее всего, уже выбрали ей мужа. Он не удивится, узнав, что это Харриет посоветовала Роберту наговорить ему гадостей. Вся семейка старается, чтобы он отверг Брук. И поскольку этого не происходит, мать и сын, вероятно, замышляют новые интриги.

Хотя его мать пытается принять Брук и смириться с женитьбой сына, Доминик знал, что она до сих пор глубоко скорбит об Элле, и каждый раз при виде Брук станет вспоминать о своей потере. И эти сомнения продолжали его изводить.

– Твоя будущая жена вовсе не выглядит счастливой рядом с этой женщиной, – заметил Арчер, догнав Доминика.

Тот остановился и оглянулся на Брук:

– Это ее мать, – пояснил он другу. – Брук сказала, что терпеть не может своих родных, но при этом наговорила столько всего, что я не имею ни малейшего понятия, правда ли это.

– Какое гадкое утверждение, старина! Если станешь сомневаться в ее словах, далеко не уйдешь.

«Далеко не уйдешь? Что бы это значило?» – удивился про себя Доминик, но вслух сказал:

– Она так прямо и призналась, что привыкла скрывать свои чувства. По крайней мере, она была весьма откровенна.

– Вдруг это тоже ложь? – неожиданно рассмеялся Арчер. – А я, увидев ее, еще подумал, что тебе можно позавидовать. Ты сказал, что она хорошенькая, но это совершенно неподходящее слово. Она неотразима. Познакомь нас. Мне наплевать, скрывает ли она что-то.

– Нет.

Все еще завороженно глядя на Брук, Арчер продолжил:

– Я был бы счастлив умчать ее из страны, подальше от тебя. Ты можешь сказать, что ее похитили. И это будет чистой правдой. Никто тебя не осудит, верно?

– Осудить не осудят, но все отберут.

– Так я могу подождать свадьбы и только потом избавлю тебя от этого шипа.

– Она не шип, – пробормотал Доминик, – а вот ты становишься назойливым! Проваливай!

Но он отошел первым, зная, что друг за ним не последует. С первой встречи Брук не покидала его мыслей. Несколько раз он даже думал, что сможет не просто терпеть ее. Что за его отношением кроется нечто большее. В ту ночь, которую они провели вместе, она воспламенила его. Тогда он испытал такое полное удовлетворение! Будет легко полюбить ее, если… Если! Их слишком много, этих «если». И все же сейчас с благословения Брук он идет к другой женщине, намереваясь изменить собственной невесте, из-за дурацкой сделки, смысла которой не понимал.

Доминик собирался полностью выполнить условия сделки, которую она предложила, но только сейчас вдруг понял, что не желает этого делать. Но тут кто-то преградил ему дорогу. Когда Доминик увидел, кто это, все, что он чувствовал к Брук в день ее прибытия, вернулось с новой силой.