Поиграй со мной в любовь - Мария Жукова-Гладкова

– Вы уезжаете? – произнес врач.

– Да.

Больше он ничего не спросил.

В Москву мы уехали той же ночью. Вопросы в больнице, где делали операцию моей дочери, решились быстро – Борис Исаакович прислал какого-то своего помощника. От меня потребовалось только подписать документы. Мама хваталась за сердце, что-то мне выговаривала, но я так устала, что мне было не до ее воспитательных речей. Да и поздно уже меня воспитывать.

– Мама, там в квартире будет телевизор, – решила я переключить ее мысли на приятное. Этот вопрос я, кстати, заранее обговорила с Борисом Исааковичем. – Ты же страдала здесь без телевизора? Говорила мне, что смотришь только урывками в больнице. Теперь будешь не урывками, и каналов явно окажется больше, чем в нашем городе.

Дочь с первого взгляда влюбилась в Джессику, да и Джессике понравилась Настенька. В машине они заснули, обнявшись.

В снятой для нас квартире в Москве, на мое счастье, оказался компьютер с выходом в Интернет. Хотя мне ведь придется общаться с поклонниками Сюзанны в режиме онлайн… Но первым делом я переписала разговоры с Семеном и Аленой, записанные на диктофон, сказала маме, что выйду ненадолго, и покинула квартиру в поисках ближайшего интернет-кафе.

Да, я была очень уставшей после поездки на машине из Петербурга в Москву, да еще и ночью. Мне хотелось рухнуть в постель и спать, спать, спать. Настенька с Джессикой уже снова спали, мама собиралась лечь через десять минут, а я должна была сделать то, что должна…

Я отправила запись двух разговоров следователю с только что зарегистрированного адреса. По этим разговорам он должен понять, что Алена в квартире. Если, конечно, она еще там… Но он должен понять, что стреляла она. Наверное, он не будет особо сожалеть из-за потери Семена. А государство сэкономит энную сумму на его содержании за казенный счет. Пусть органы разбираются с Аленой, ее мамашей, Костей… И получат еще одно раскрытое по горячим следам дело. Надеюсь, что Слава выздоровеет и даст нужные показания. Я мечтала лишь о том, чтобы меня оставили в покое. Но что мне могут предъявить органы? Только использование документов Ларисы. Надеюсь, что этот вопрос решит Борис Исаакович – если его вообще потребуется решать. Есть другие, гораздо более серьезные. И я ведь ни у кого ничего не украла. Да, операцию моей дочери оплатили, но ведь добровольно же. Да, я жила со Славой, но ведь он не выгонял меня, не спускал с лестницы, он сам давал мне деньги на покупку продуктов. Я не подписывала никаких бумаг. Только один протокол… но мои свидетельские показания были правдивыми. Хотя и под другим именем. Надо будет поговорить об этом с Борисом Исааковичем или его юристами.

Практически на следующий день я начала репетировать роль Сюзанны. Признаться, во второй раз вживаться в другого человека (или как это правильно назвать?) было легче. Или роль Сюзанны была легче, чем Ларисы? Или в них была схожесть?

С самой Сюзанной, то есть Светланой, мы тоже вскоре познакомились, а когда она поняла, что я совсем не претендую на ее славу и ее поклонников (похоже, что они для нее были важнее денег, да и денег от поклонников получалось больше, чем от «творчества»), она стала ко мне хорошо относиться. Я ведь помогала ей стать более известной, более востребованной. Светлана была простой девушкой, этакой «девчонкой с рабочей окраины», мало образованной и не стремящейся получить образование, вероятно, после «Колобка» и «Курочки Рябы» она не прочитала ни одной книги, да и эти ей, наверное, читали вслух, если читали. Борис Исаакович говорил, что она совершенно безграмотна, и в частности поэтому ее нельзя выпускать общаться с поклонниками онлайн. Да она толком фразу построить не могла – ни устно, ни письменно. Меня поражало, что она родилась в Ленинграде.

Но Светлана-Сюзанна великолепно двигалась, могла завести зал. Я, признаться, поразилась, когда впервые увидела ее выступление «живьем». Она обладала потрясающей энергетикой, народ на ее концертах сходил с ума. Выступала она, как правило, в черной коже с цепями. Это, конечно, был не стиль «садо-мазо», но некое приближение к нему. Под песни Сюзанны было хорошо танцевать, и в частности поэтому ее приглашали на корпоративы и в ночные клубы. Она пела (в основном под фонограмму, но кого у нас этим удивишь?), плясала, поднимала народ из-за столов, заставляла танцевать, организовывала конкурсы. Олигархи у нее прыгали вокруг елочки на одной ножке, чтобы получить в подарок плюшевого дракончика или обезьянку из рук сексапильной певицы. Банкиры играли в «ручеек», нефтяники выплясывали вприсядку, все водили хороводы и были счастливы.

Наверное, ей стоило пойти в массовики-затейники. Но на корпоративах нужны известные лица, желательно еще с большими сиськами и в полуголом виде, как обожала появляться Сюзанна.

Но на встречах с журналистами я не оголялась, хотя в большинстве случаев была вынуждена выходить в черной коже. У меня теперь был полный комплект одежды из этого материала – юбки, брюки, жилетки, пиджаки, куртки, плащи… Я сама себя не узнавала в таком виде. После моего появления в команде Сюзанна ни разу не дала ни одного интервью, но их количество значительно возросло, я вместо нее участвовала в ток-шоу, кулинарных шоу (представила народу несколько рецептов Ларисы, которые изучала во время своего предыдущего превращения), аналитических программах. Борис Исаакович решил, что такое разделение ролей просто идеально для этого проекта.

Где-то раз в три дня мы созванивались с Веркой. Через месяц подружка сказала, что они расписались с Тимофеем Ильичем в загсе, а свадьбу будут играть летом. Верка хотела, чтобы остались свадебные фотографии на фоне фонтанов Петергофа и чуть ли не всех достопримечательностей в центре Петербурга.

– И чего родственникам-то сейчас в Питер ехать? В эту мерзкую погоду? В эту темень? Ведь больше никогда могут и не выбраться. Надо, чтобы воспоминания остались на всю жизнь.

– Так чего ж сейчас расписывались? – спросила я.

– Лидка, ты чего, не соображаешь? Мужик берет – надо идти. К лету ведь уже раздумать может. Будет воспринимать меня как должное. А тут он тепленький, после лишения девственности…

– Так ты же вроде…

– Так то я! А у него баб никогда не было, представляешь? Мужиков тоже не было, не волнуйся, – быстро добавила подружка. – С мамой он жил, под зорким родительским оком. А маме не нравились все девочки, появлявшиеся рядом с Тимофеем, начиная с детского сада. А потом они просто перестали появляться. Ну почему матери единственных сыновей не соображают, что тем тоже нужно устраивать личную жизнь? Почему они считают, что мамочки достаточно? Вот умерла мать – и он остался совершенно не приспособленный к жизни. Она его даже готовить не научила! Я не говорю о том, что он не умеет общаться с женщинами. Он ничего не умеет по жизни. Но теперь меня носит на руках! Он меня обожает, Лида! Я затмила мамочку!

По моей просьбе Верка ездила в больницу, куда перевели Славу. Мне было не вырваться в Петербург при всем желании, да и Борис Исаакович сказал, что мне там лучше не появляться – хотя, по его же словам, меня беспокоить никто по старым делам не будет. Он решил все вопросы. Я не стала уточнять, какие именно.