Все нечестные святые - Мэгги Стивотер

Тут внимание девушки привлекло какое-то движение справа.

– Что это? – спросила она.

– Его тьма, – прорыдала Марисита.

Это была темная сова с белой мордочкой, и глаза ее находились на одном уровне с глазами Беатрис – не та сова, что вылупилась из яйца в грузовике, однако они явно принадлежали к одному виду. Это была не обычная птица, скорее, какое-то сверхъестественное существо, порожденное чудесами и тьмой. Как и у вылупившейся из яйца совы, мордочка этого создания не походила на мордочку обычной совы. Вообще-то, в слабом утреннем свете Беатрис сумела разглядеть, что на лике существа нарисованы глаза Даниэля и его рот, а по бокам головы нарисованы его уши, и было непонятно, то ли это уши совы, то ли они сделаны из дерева.

– Она забрала его глаза, – пролепетала Марисита, – а когда я сюда добралась, она как раз забирала его дыхание. Я пыталась его перехватить.

Наконец-то Беатрис начала что-то понимать. Всю жизнь ей твердили, что тьма человека из семьи Сория ужасна и страшна, что она гораздо необычнее и удивительнее тьмы обычного пилигрима. И действительно, эта сова с украденными глазами, ртом и ушами вызывала только страх, ужас и удивление. По крайней мере часть историй, которые рассказывали Беатрис, оказалась правдой.

Приближаться к этому существу Беатрис не хотелось, и всё же она осторожно сделала первый шаг. С тихим кудахтаньем сова взмахнула крыльями и отскочила прочь. Недалеко, всего на пару шагов, но Беатрис показалось, что на белом лице существа явственно читается злая насмешка.

Марисита смотрела на сову с ненавистью и отвращением.

– Не могу поверить, что он умер.

– Пока его тьма здесь, он не мертв, – пробормотала Беатрис. Она окинула птицу пристальным взглядом – та перепрыгивала с одной лапы на другую, как боксер, готовящийся броситься в бой. – Чудо умирает вместе с пилигримом.

– Почему здесь еще одна? – спросила Марисита.

Беатрис резко повернула голову и посмотрела на другую сову, ту, что вылупилась из яйца. Ее мысли стремительно полетели к этой птице.

Проблема состояла в следующем: чтобы справиться с тьмой Даниэля, нужно знать, что ее породило. Чему он мог научиться у этой совы, у этой лечузы, укравшей его глаза, уши, рот и дыхание? Это задачка не из легких, иначе Даниэль уже решил бы ее самостоятельно. Беатрис снова шагнула к сове, и та снова отпрыгнула, и опять Беатрис показалось, что существо охвачено нездоровым, омерзительным, почти игривым весельем. Она сделала третий шаг, и сова отпрыгнула сразу на несколько футов. Беатрис поняла, что выбрала неправильную тактику – так она вообще прогонит мерзкую птицу. Тогда она прикинула, можно ли напасть на сову; даже если и можно, она не знает правил, не имеет понятия, как заставить это существо вернуть украденное. Не хотелось бы нечаянно повредить глаза или дыхание Даниэля. Скорее всего, решила девушка, силой сову не победить, иначе Даниэль уже сделал бы это – он никогда не испытывал недостатка храбрости и в случае необходимости сразился бы с этой тварью.

Беатрис вспомнила о том, что узнала за истекшую неделю. Строя догадки, она пришла к ошибочным заключениям. Она снова посмотрела на сову новыми глазами, как будто видела ее впервые, потом поглядела на Даниэля, словно видит его впервые в жизни. Беатрис отринула весь свой страх тьмы и всё горе, которое испытывала при виде безжизненного тела кузена, а потом спросила себя: что означала бы эта сцена, погляди она на нее без всяких заранее заготовленных объяснений, страха и догадок.

– Марисита, – сказала она, – а что, если сова забрала глаза, дыхание и лицо Даниэля не из злых побуждений? Может, она просто хранит их для него.

– Зачем? – В голосе Мариситы не было ни капли заинтересованности. Она теряла надежду.

– Что, если сова здесь для того, чтобы помочь? – продолжала Беатрис. – Вдруг она учитель, а не хищник?

Марисита погладила разрисованные паучьими глазами пальцы Даниэля.

– Мои учителя никогда не забирали у меня глаза.

Беатрис поглядела на сову, и та посмотрела на девушку добрым взглядом Даниэля. Мысль, что сова здесь ради того, чтобы чему-то научить Даниэля, помочь ему понять самого себя, оказалась не такой уж и пугающей. Беатрис шагнула к птице, но та вновь отпрянула, на этот раз еще дальше прежнего.

– Она ни за что к тебе не подойдет, – проговорила Марисита.

Я знаю, что означает тьма Даниэля, подумала Беатрис. Вывод, к которому она пришла, ей не понравился, и это лишь убедило ее в том, что она беспристрастна. Урок, который должен был выучить Даниэль, заключался в следующем: чудеса совершаются для того, чтобы в них вмешивались. Он изначально не должен был бороться со своей тьмой в одиночку; его тьма стала той загадкой, которую мог разрешить только другой святой.

– Думаю, подойдет, – тихо сказала Беатрис. – Потому что совы питают слабость к чудесам.

– И над кем же ты собираешься сотворить чудо? – спросила Марисита.

Беатрис ответила:

– Над собой.

Вот в чем состояло предположение Беатрис: наверняка в прошлом каждый Сория один раз в жизни должен был противостоять своей тьме, как это делают все пилигримы. Но в какой-то момент кто-то из Сория, очевидно, разучился противостоять своим внутренним демонам и либо умер до совершения второго чуда, тем самым породив легенду, либо просто не стал выполнять возложенную на него задачу, объявив, что тьму человека из семьи Сория слишком трудно победить. Сория позабыли, как избавляться от своей тьмы, позволяли ей расти внутри себя, и в результате та копилась из поколения в поколение.

Однако подтвердить эту теорию Беатрис могла лишь одним способом: проведя эксперимент на себе. И если есть какие-то другие объяснения – если тьму члена семьи Сория действительно невозможно было победить изначально, или возможно, но способ борьбы с ней навсегда утрачен, – Беатрис может превратиться в дерево, как это случилось с родителями Даниэля, или ослепнуть, как произошло с самим Даниэлем.

– Бери Сальто и уезжай, – велела Беатрис Марисите. – Я не знаю, что сейчас произойдет.

– Я не уйду, – возразила Марисита. – Я вынесла свою собственную тьму, и тьму Даниэля тоже вынесу.

– Тогда забирай Сальто и хотя бы отъезжай подальше, чтобы наблюдать с безопасного расстояния.

Беатрис подождала, пока Марисита вместе с Сальто не отошли подальше, а потом склонилась над кузеном. Она привязала шнурок своего ботинка к его запястью, чтобы ничто не смогло оттащить ее от Даниэля, пока она не вернет ему глаза и дыхание. Затем заставила свои мысли спуститься с небес, где те парили вместе с грифами и другой лечузой, той самой, с женским лицом, той, что вылупилась в пламени пожара. Наконец она вгляделась в стоявшую на земле странную сову с лицом Даниэля.

«Есть ли в тебе тьма?»

Беатрис подумала о том, как Марисита, близнецы и Тони победили свою тьму.