Большое зло и мелкие пакости - Татьяна Устинова

Да. Непонятно.

Нужно думать быстрее и работать быстрее, а он тянет и тянетволынку. Между прочим, это его первое дело в том серьезном учреждении, куда егоперевели из сафоновского райотдела, и провалить его было бы очень нежелательно.Хоть он и не собирался в министры, но прослыть в управлении лопухом инепрофессионалом ему не хотелось. Бумаги он забросил, стыдно полковнику наглаза показаться.

Итак, Арнольд Шеффер, Дина Больц, “Кошка на радиаторе” иДимочка Лазаренко.

Попробуем зайти с этой стороны. Тем более что все равнозаходить неоткуда.

* * *

Дверь ему открыла сухопарая личность неопределенноговозраста в глухом черном свитере и черных же брюках. У нее были седые,неопрятно постриженные волосы с воткнутой коричневой гребенкой, в желтыхпальцах — дымящаяся папироса. Весь ее облик напоминал отчего-то Фанни Каплан,какой ее показывали в фильме “Ленин в октябре”.

— Вы кто? — даже не спросила, а странно прокаркала она. — Выиз художественной комиссии?

Никоненко моментально согласился, что он из художественнойкомиссии. Очень хорошо. Пусть будет комиссия. Ему даже выдумывать ничего непришлось.

— Когда вам надоест таскаться? В прошлый раз приходили, доэтого приходили, я же сказала, что не отдам ничего, пока завещание не вступит всилу! Тогда приходите и забирайте все! Раз Арни так решил. Только это всеобман, и я докажу, что это обман! У меня, слава богу, еще есть мозги!

В этом Никоненко усомнился, едва ее увидев, но вслухвысказывать ничего не стал.

— Проходите, — злобно пригласила она, — хотя, будь моя воля,я бы спустила вас с лестницы!

— Меня? — поразился Никоненко, с опаской продвигаясь внутрьполутемной прихожей, заставленной и заваленной настолько, что сразу невозможнобыло понять, что происходит — переезд? эвакуация? воздушная тревога?

— Вас, вас, голубчик, — с наслаждением прокаркала “Фанни” ипустила ему в лицо струю вонючего желтого дыма. Даже привычный к разного родадымам капитан Никоненко невольно отшатнулся и глупо помахал рукой перед носом,разгоняя едкое облако. “Фанни” захохотала зловещим смехом и пошла вперед,больно толкнув его костлявым плечом. Понимая, что без нее он ни за что невыберется из нагромождения каких-то комодов, досок, вешалок, рам, тряпок,наваленных прямо на полу, капитан дернулся за ней, ударился о шкаф, и на головуему съехала целая гора пыльных папок. Бумаги разлетелись, от пыли запершило вгорле, Никоненко выругался тихо, но отчетливо. Хозяйка даже не оглянулась.

Перешагнув через бумаги — собирать их все равно не былоникакого смысла, — Никоненко следом за удаляющейся спиной свернул за какой-тоугол и оказался в громадной кухне с единственным окном, упиравшимся в грязнуюжелтую стену соседнего дома.

В кухне переезд, эвакуация или конец света обретали масштабыкатастрофы. На древней плите изнемогал военных времен алюминиевый чайник. Париз него даже не шел и не валил, а тек непрерывной широкой струей. В раковину,прямо в середину посудной горы, била из крана горячая вода, и затоптанныйлинолеум был весь залит — очевидно, перед приходом капитана “Фанни” занималасьхозяйственными делами. Грязная посуда была везде — на столе, на буфете, нашироченном каменном подоконнике, на плите, даже на полу у двери стояла стопкагрязных тарелок с присохшей едой. Вдоль стены лежали занозистые, неструганыедоски, а на них почему-то стояли мужские ботинки. Пакет с мусором висел наручке холодильника и вонял невыносимо. Кошка сидела в центре стола, покрытогоизрезанной клеенкой, и невозмутимо вылизывала ногу.

“Фанни” решительно прошествовала к раковине и завернулакран, решив, очевидно, что домашние дела подождут. Поскользнувшись на мокром искользком линолеуме, она схватилась за клеенку. Клеенка поехала, с неепосыпались чашки. “Фанни” с некоторым удивлением посмотрела себе под ноги,подобрала две и вернула на стол. Уселась, подхватила кошку и устроила ее у себяна коленях.

— Ну что же вы? — спросила она у капитана. — Идите!

— Куда? — не понял он.

— В мастерскую, куда же еще! — фыркнула “Фанни” и закурилаочередную папиросу. — Вы же пришли, чтобы посмотреть картины Арни.

— Д-да, — согласился Никоненко, вспомнив, что он изхудожественной комиссии, — а вы кто?

Она посмотрела подозрительно, вытянув тощую желтую шею.

— Вы что, — с луны свалились? Я сестра Арни.

— Как вас зовут?

Она вновь презрительно фыркнула, на этот раз неудачно — дымпопал ей в горло, и она долго и надсадно кашляла. Кошка смотрела на неебрезгливо, но не уходила. Жалела, что ли?

— Меня зовут Инесса Шеффер, можно подумать, что вы незнаете!

Оказывается, она не Фанни Каплан, а Инесса Арманд. Вполнедостойные друг друга персонажи.

— Мой брат умер, и теперь меня пытаются ограбить. Но вы ещепожалеете, что затеяли все это!

— Мы — это кто? — спросил Никоненко, с опаской пристраиваясьна забрызганную чем-то жирным табуретку.

— Вы все! — гаркнула Инесса. — Все прохиндеи и жулики,которым Арни завещал свои картины! Я отдала ему всю жизнь, я вырастила его, ябыла рядом с ним в самые трудные времена, и вот его благодарность — он неоставил мне ничего. Ни-че-го!

— Как — совсем ничего? — перепугался “Федор ИвановичАнискин”.

— Только квартиру и десяток картин! И это после всего, что ядля него сделала! Я отказалась от личной жизни, я ухаживала за ним, я непустила на порог идиотку, на которой он женился, а он так поступил со мной!

— Десяток картин — это мало? — спросил Никоненко.

— Ну, знаете! — Инесса зловеще потянула носом. — Он долженбыл оставить мне все! Все, понимаете! Он как с цепи сорвался! Он оставил всетой шлюхе и ее ублюдку-сыну! Он посмел так поступить со мной! И все теперь надомной смеются!

— Что? — осторожно уточнил Никоненко. — Что именно оноставил жене и сыну, если вам достались картины и квартира?

— Да все! — выкрикнула пламенная революционерка и потушилаокурок прямо о клеенку. Кошка презрительно дернула острыми ушами. — Дом вБарвихе, деньги, драгоценности, и еще дом в Юрмале, и все свои остальныекартины! Как будто не я его вдохновляла, учила, заставляла работать!

Наверное, не ты, быстро подумал капитан, а вслух спросил:

— Вы жили вместе с ним?

Инесса, очевидно, заподозрила неладное, потому что нацепилаочки, выуженные из кучи грязной посуды на столе, и посмотрела на Игорявнимательно. Он спрашивал о том, что члену художественной комиссии полагалосьзнать.

— Ну конечно, я жила вместе с ним! Где же мне еще было жить!Я ухаживала за ним, я, а не та шлюха!