Большое зло и мелкие пакости - Татьяна Устинова

Маруся смотрела в окно, и вид у нее был, как у РобинзонаКрузо, провожающего взглядом корабль — последнюю надежду.

Потапов подумал и налил себе воды в кружку.

— Ты чего? — повторил он, отхлебнув из кружки. — Животболит?

Железобетонная потаповская логика привела Марусю взамешательство.

— При чем тут живот?

— А чего ты тогда сидишь? — ответил вопросом на вопроспроницательный Потапов. — Три часа ночи!

Выглядел он забавно: мятые боксерские трусы, толькопривезенные из Лондона — почему-то лондонские трусы Потапов решительнопредпочитал всем остальным, — песочные волосы, торчащие в разные стороны, назаросшей щеке вмятина от подушки.

Мужчина мечты, оценила про себя Маруся. Практически ТомКруз.

Потапов одним глотком допил воду и со стуком сунул кружкуобратно на полку, даже не ополоснув ее — привычка, которую Маруся терпеть немогла, — подошел, обеими руками обнял ее и прижал к себе.

Под ее щекой оказалась грудь, теплая и твердая, чуть-чутьзаросшая жесткими волосами. Маруся как-то сразу размякла, уткнувшись в егогрудь, и ей стало очень жалко себя.

Потапов запустил руку ей в волосы на затылке и слегка, какщенка, почесал ее.

— Что ты страдаешь? — спросил он и еще почесал. — Спала былучше!

— Уволит он меня, — с тоской проговорила Маруся, чувствуя,как стремительно разбухает комок в горле, — он меня уволит, и все!

— Кто? — не понял Потапов.

— Артур!.. Кто, кто!.. Кто еще может меня уволить?

— И из-за этого ты ночью рыдаешь на кухне?!

— Потапов, — сказала Маруся и кулаком утерла глаза, — тебякогда-нибудь увольняли?

— Нет, — признался он, подумав.

— И меня — нет. И я не хочу, не хочу, чтобы уволили! Яотличный работник, я умница, я все помню, всех знаю, я не теряю бумаг, невыхожу из себя, не строю глазок начальству, не ношу на работе кожаную мини-юбкуи колготки в сеточку.

— Кожаные колготки и мини-юбку в сеточку ты и дома неносишь, — пробормотал Потапов.

Марусе вовсе не хотелось улыбаться, ей хотелось плакать ижалеть себя, и чтобы он тоже ее жалел, но все-таки она улыбнулась.

— Ты просто толстокожее животное, — сказала она и вытерласлезы о его грудь, — один раз в жизни ты можешь мне посочувствовать?

— В три часа ночи — не могу, — отрезал Потапов. — Пошлиспать, Мань. Что это ты вздумала убиваться? Ну уволит, ну и что? Какая, к бесу,разница!

— Как — какая разница?! — оторопела Маруся и, взяв его залондонские трусы, сильно толкнула. Потапов сделал шаг назад и плюхнулся настул. — Как — какая разница?! Куда я пойду?! Где я буду искать работу?! Алинупросить?! А у меня, к твоему сведению, ребенок! Может, ты об этом не знаешь?!Как мы станем жить?!

— Со мной, — перебил Потапов мрачно, — вы с ребенком станетежить со мной. Что ты на меня уставилась, Мань? Все это было ясно с самогоначала. Я тебя люблю, я на тебе женюсь. Если ты меня очень попросишь, я устроютебя на работу. Или сама устроишься, и пес с ним, с твоим Артуром!

— Потапов… — пролепетала Маруся. Слезы исчезли неизвестнокуда. Она потрогала ладонями щеки — сухие.

— Что? — спросил он раздраженно, и она вдруг поняла, что оночень волнуется. Она прямо-таки видела, как он старательно и сосредоточеннопытается держать себя в руках. — Что — Потапов? Что ты впала в такое изумление?У тебя есть на примете лучшая партия? Ты ждешь предложения от князя Монако?

— Потапов, замолчи, — попросила Маруся жалобно, — просто яникогда… мне еще никто… я даже и не думала, что…

— Что? — снова перебил ее Потапов раздраженно. — Я не могуостаток жизни прожить в твоей хрущевке. Почему я должен уезжать, когда тебевздумается меня выставить? Для того чтобы надеть другой пиджак, я почему-тодолжен с утра тащиться на дачу! Я, черт побери, живу без телефона, потому чтотвой я никому не могу оставить! Я не могу ребенка из школы забрать, потому чтоя никто. Твой любовник. А мне, между прочим, не двадцать два года, и я неполный кретин, который забавляется тем, что сам с собой играет в какую-то тамсвободу!

— Митя, что ты орешь?

— Я не ору! Я не знал, что ты такая дура!

— Я не дура!

— Но ты очень плохо соображаешь! — Он поднялся со стула,очень высокий и раздраженный мужчина в одних трусах. — Плохо и медленно. И менябесит, что из-за какого-то ублюдка ты почему-то считаешь меня ублюдком тоже!..

— Я вовсе не считаю тебя… ублюдком тоже. Я просто не знала,что ты захочешь на мне жениться.

— Если ты будешь так себя вести, я моментально захочу стобой развестись, — пообещал Потапов.

Как-то в одну секунду он устал. Иногда с ним такое бывало вконце длинных и бессмысленных совещаний. Он не знал, что делать предложение —такая трудная работа. Он даже вспотел немного, несмотря на то, что в Марусинойкухне было прохладно.

Он снова взял с полки кружку и налил воды прямо из-подкрана.

— Ну что, — спросил он, попив воды, — на чем мы остановились?

— На том, что ты со мной разведешься, — как зачарованнаяповторила Маруся.

Потапов шумно выдохнул и утер ладонью губы.

— Сначала я собираюсь на тебе жениться, — буркнул он, — и,Мань, давай уже скажи, что ты счастлива, что ты ждала меня всю жизнь, и киньсяв мои объятия, что ли!..

— Да! — сказала Маруся и поднялась с табуретки. — Да, Митя!Я счастлива, и я ждала тебя всю жизнь! Почему тебя так долго не было, Потапов?!

И она стукнула кулаком в его голую грудь.

Потапов поймал ее, прижал к себе и увидел, как со всех ногдрапает серая крыса его трусости, изредка оглядываясь и скаля мелкие злые зубы.

Подумаешь, крыса!..

Теперь можно не бояться. Он победил крысу и прогнал ее.

— Митя…

У самого его уха двигались теплые губы, и нос зарывался вволосы.

— Ты знаешь, я ведь на самом деле боялся, что ты мнеоткажешь.

Маруся недоверчиво посмотрела ему в лицо и засмеялась:

— Потапов, от тебя умереть можно!