"Мессершмитты" над Сицилией. Поражение люфтваффе на Средиземном море. 1941-1943 - Йоханнес Штейнхоф

– Сюда, помощники, немного выше. Когда здесь закончите, мы выльем бензин на эту партию! – вопил унтер-офицер, который подступал к двигателям с кузнечным молотом, словно сумасшедший. Они работали в огромном темпе, поскольку знали, что, лишь когда закончат, смогут уехать в Мессину и таким образом избежать плена. Но если «лайтнинги» и «киттихауки» обнаружат конвой, то для многих из этих людей эта поездка наверняка станет последней.

– Внимание! Боеприпасы!

Один из людей раскрутил вокруг себя деревянный ящик и со всей своей энергией послал в огонь.

– Вы сошли с ума! – закричал я.

Но мой голос утонул в шуме. Внезапно во всех направлениях, словно фейерверк, засвистели и зажужжали пули. Оглядевшись вокруг, я увидел, что все вокруг лежат плашмя на животах или укрылись позади земляных валов.

Я велел офицеру следить за тем, чтобы все было сделано надлежащим образом. Чем же все это, спросил я себя самого, действительно отличается от того, что было тремя месяцами прежде в Тунисе? И возможно ли фактически было провести подобное бессмысленное разрушение дисциплинированным и организованным способом?

Треск огня и в-р-р-п и ф-ф-т взрывающихся боеприпасов, казалось, наполняли солдат необычным ликованием.

Было ясно, что недалеко, позади следующей живой изгороди из кактусов, шла другая разрушительная работа, поскольку я мог видеть еще одно растущее облако дыма. Как только боеприпасы перестали взрываться, через узкий промежуток проехал следующий грузовик, загруженный оборудованием и принадлежностями всех видов. Ящики и коробки, молотки, шкивы, батареи, лопаты, стальные каски, шины и тросы торопливо сгружали с грузовика и перетаскивали по земле к костру либо бросали их, и они летели по высокой дуге прямо в огонь. Все происходило в спешке и суматохе. Нельзя было терять времени!

Затем я увидел зрителей, скрывавшихся за изгородью из агавы, – жителей близлежащих ферм. Время от времени какая-нибудь фигура выползала из кактусовых зарослей, стремительно бросалась вперед на метр или два и, схватив канат, брезент или коробку, мчалась назад в укрытие со своей добычей.

Я мог слышать хриплый голос гауптмана Кегеля, который криком отдавал распоряжения. Заметив мое присутствие, он сказал:

– Почти закончили, господин майор. Еще два грузовика. Но жители таскают вещи, словно галки.

Его руки были по локоть покрыты сажей, а тропическая рубашка пропитана потом. Действительно, жар вблизи огня стоял невыносимый.

– Я могу начинать отправлять в Милаццо грузовики, которые больше не нужны?

– Конечно. Начинайте немедленно. Они будут в большей безопасности, если поедут поодиночке.

Вернувшись на командный пункт, я нашел Бахманна, Кёлера и Тарнова сидящими в шезлонгах под тентом. Багаж, который они собирались взять с собой, стоял наготове рядом с ними. На коленях Бахманна была расстелена карта Сицилии и Южной Италии.

На ступеньках барака сидел Толстяк в полном походном снаряжении. Увидев меня, он сразу же стал разворачивать свертки с хлебом, сыром и ветчиной и укладывать содержимое на оловянные тарелки, стоящие на табурете. Поблизости стоял с открытыми дверьми большой радиофургон, ожидавший приказа на отъезд. Толстяк держал его в поле зрения, так как должен был уехать вместе со связистами, как только их услуги стали больше не нужны.

– Лучше отправляйтесь, – сказал я, поворачиваясь к Бахманну и Кёлеру. – Взлетайте сейчас же и летите на нашу тыловую базу в Фодже. В течение двух-трех дней мы узнаем, откуда будем действовать.

Бахманн что-то невнятно пробормотал. Это могло быть: «Я хотел бы лететь с вами, господин майор» или «Почему вы не летите с нами?».

Но они оба встали, надели рюкзаки и, уже обремененные ими, попытались равнодушно отсалютовать перед тем, как побрести к своему «кюбельвагену».

Тяжелые полуденные часы текли медленно. Внизу на аэродроме не прекращались пожары. Время от времени взлетали самолеты, поодиночке или парами.

Начиная с раннего утра «мародеры» больше не появлялись, как будто знали, что наш конец уже близок и что мы больше не представляем заслуживающую внимания цель. «Сто девятые» улетели, и транспорт начал движение к Милаццо. Теперь я отдал распоряжение относительно отъезда радиофургона, после чего Толстяк проворно вскочил на подножку автомобиля и исчез в двери.

«Кюбель» с двумя дремлющими механиками внутри стоял наготове, чтобы доставить меня на аэродром, как только я решу, что пора стартовать. Моя миссия здесь была окончена. Внезапно бремя ответственности покинуло меня. В соответствии с полученным разрешением я разрушил эскадру, разбил ее до неузнаваемости. Все было против нас, стыд и гнев переполняли меня, полностью изгоняя все ощущения освобождения.

Как я ненавидел все это! «Летающие крепости» и их почти что высокомерное презрение к нашим неэффективным атакам, Верховное командование с его пренебрежением и оскорблениями, жару сицилийского лета и беспрестанное солнце…

Если я хотел достигнуть материка до заката, пора было направляться на аэродром. Тени становились длиннее, и в послеполуденном солнечном свете, как и каждый день на Сицилии, краски начинали пылать.

Мой «Ме» стоял непосредственно у взлетно-посадочной полосы. Маленькие кожаные чемоданы и спальный мешок были уложены в крошечный багажный отсек позади бронеспинки. Теперь меня ничто здесь не удерживало. Другие пилоты, как недавно в Тунисе, перевозили в фюзеляжах своих механиков. Они называли себя «несчастными слугами „Люфтганзы“[116]». На моем «Ме-109» это пространство было заполнено журналами боевых действий и отчетами офицеров. Бахманн едва успел вырвать патронный ящик, в котором лежали эти документы, у человека, собиравшегося отправить его в огонь.

Однако, казалось, что-то удерживало меня, словно миссия, которая была поручена нам – и которую мы «провалили», – все еще была не завершена.

Тишину нарушали хлопки боеприпасов, взрывавшихся в пожарах на аэродроме. Позади ближайшей живой изгороди, между оливковыми деревьями, в небо бдительно смотрели стволы 88-миллиметровых зенитных пушек, словно здесь оставалось что-то еще, нуждавшееся в защите. Телефоны были демонтированы или уничтожены. Фельдфебель Хенрих и его отделение радиоперехвата давно покинули свое сказочное место в башне древнего замка и теперь были на пути в Милаццо.

Рабочие заполучили бывший командный пункт. Посмотрев в направлении Эриче, я увидел, что барак находился в процессе разборки. Сначала исчезла крыша, затем боковые стены, потом торцевые.

Механики в «кюбельвагене» искоса смотрели на меня, словно спрашивая себя: «Когда же, черт возьми, он собирается взлетать?» Я пошел к «Ме» и медленно, одно за другим, начал приготовления. Спасательный жилет. Пропустить между ногами ремень и застегнуть его. Ремень с сигнальными ракетами на икры ног. Сложить карту, чтобы было видно маршрут. (Не то чтобы карта была действительно необходима для перелета в Калабрию. В этом случае навигация была до абсурда проста.)