Ее заветное желание - Лесия Корнуолл

– Небольшая стычка. Ошибка, допущенная во время пребывания на территории противника. Серьезные потери отсутствуют. – Она вымученно улыбнулась, почувствовала, как снова подступили слезы, но не позволила себе расплакаться. – Пожалуйста, не обижай его… Договорились, Николас? Ради меня.

Николас нахмурился.

– Очень хочется разбить ему морду в кровь.

– Не надо! У него же глаза… Ему ведь нужна твоя помощь, чтобы доказать свою невиновность.

– Что-то я начинаю сомневаться в его невиновности, – пробормотал Николас.

– Он благородный человек, – прошептала Дельфина.

Она не перенесет, если это окажется неправдой. Благородство было главным качеством, которое она ценила в Стивене. Однако он украл ее письма…

Николас поцеловал ее в лоб.

– Только ты можешь по-прежнему считать благородным человека, который разбил тебе сердце.

Она ничего не ответила. Не могла. У нее стучали зубы.

– Иди наверх, пока не замерзла до смерти, – мягко сказал Николас.

Дельфина медленно двинулась к дверям. Дни пребывания в Темберлее, это роскошное лето, ее первая – и скорее последняя! – любовь – все закончилось. Дельфина помедлила на нижней ступеньке лестницы.

Она по-прежнему любит его. Это останется с ней навсегда и вечно будет ее мучить.

Стивен поднял голову, когда дверь без стука распахнулась и к нему в спальню ворвался Николас – настоящий дьявол, каким он запомнился на полях сражений своим друзьям и уж тем более врагам. Стивен весь подобрался, уверенный, что Николас схватит его за шиворот и врежет кулаком в челюсть. Он не стал бы отвечать на удар.

– Как я понял, ты прозрел, – начал Николас.

Стивен выдержал его взгляд.

– Да. Я просто не был уверен, что это надолго. А Дельфина…

– …чувствует себя преданной, обиженной и растоптанной? О да! Вообще-то она уезжает.

Стивен почувствовал, как внутри возникла пустота. Изо всех сил он постарался сохранить безразличное выражение лица, но был уверен: Николас заметит его смятение, – поэтому отвернулся.

– Это к лучшему.

– Могу только согласиться. Надо было отослать ее отсюда несколько недель назад, до того как случилось непоправимое.

Стивен вспыхнул.

– Я поговорю с ней завтра утром, извинюсь.

– Дай ей спокойно уехать, Айвз. Ты уже и так натворил дел.

Это прозвучало как приказ, и Стивен выпрямился.

– Она была добра ко мне с того момента, как…

Он замолчал. С того момента, как его привезли к ее дверям, слепого и полумертвого, была ему сиделкой, другом, любовницей. Разве у Николаса есть право лишить его возможности поговорить с ней, поблагодарить?

– Я хочу только пожелать ей счастья, – пробормотал Стивен. – И вернуть письма. Ты думаешь, она выйдет за него?

– За кого? – опешил Николас.

– За Дерлинга. – Он проглотил горечь во рту. «Партия, о которой она мечтала».

– Это решать Дельфине.

– Она станет виконтессой, а потом и графиней, – продолжал Стивен.

– Только если они поженятся. – Николас заявил это так, словно небольшая доля сомнения в этом возникла по вине Стивена.

– Ты хочешь, чтобы я уехал?

– Боюсь, это невозможно. Ты остаешься под моим надзором до трибунала.

Стивен уставился на него.

– Я твой арестант?

– Выбирай: либо это, либо тюремная камера, дружище. Я обещал Фэрли, что буду держать тебя под присмотром.

Запрокинув голову, Стивен захохотал.

– Все это время мне казалось, что я твой гость. Удивляюсь, что ты не запираешь меня на ночь.

– Я верил в твою честь, – сухо констатировал Николас.

Стивен поднял на него глаза.

– А теперь? Конечно, я беру на себя вину за все случившееся.

– За все? О нет. Я знаю Дельфину. Она дерзка, сумасбродна, однако не представляет, сколько в ней еще осталось невинности. А вот ты прекрасно понимал, что делал. Стивен Айвз, которого я знал в Испании, никогда бы не позволил себе волочиться за девушкой, на которой не мог жениться, лгать ей, разбивать сердце.

Он и не собирался, подумал Стивен. Это было против его правил. Он никогда бы пальцем не коснулся Дельфины, не поцеловал бы ее, не пошел бы дальше… Но как только это случилось, его сердце откликнулось, несмотря на опыт, мудрость, здравый смысл. И все привело к ревности, отчаянию и уязвленной гордости. Если бы обстоятельства сложились по-другому, он сейчас мчался бы к Эйнзли, чтобы просить ее руки. Какая-то злая ирония заключалась в том, что она решила, будто ему хочется отделаться от нее. Это была такая глупость!

Стивен не мог поделиться этим с Николасом, поэтому повторил:

– Пойду извинюсь…

Николас покачал головой.

– Слишком поздно: она как раз уезжает, – да и видеть тебя не желает.

Кровь отлила от его лица.

– Прямо сейчас?

– Она решила ехать немедленно. Я дал ей карету.

Стивен попытался обойти Николаса, но тот схватил его за руку.

– Повторяю: она не хочет видеться с тобой, Айвз. Не мешай ей.

Боль сдавила грудь Стивена. Она была мучительнее, чем от переломов, ранений и от сознания собственной слепоты. Он выскочил в галерею. Ему требовалось походить, подвигаться, прийти в себя, справиться с гневом и болью. Стивен выглянул в окно.

На ступеньках особняка Дельфина прощалась с Мэг. Она подняла голову, и их взгляды встретились. Дельфина не улыбнулась. Он смотрел в ее глаза так долго, как мог, и мысленно молил о прощении.

Открылась дверца кареты, Дельфина забралась внутрь, дверца захлопнулась. И она умчалась из его жизни.

В лондонском особняке отца Питер Дерлинг паковал вещи, чтобы отправиться за город на прием лорда Эйнзли. Он опять оказался без гроша. На нем снова висел долг, теперь довольно большой. В последнее время фортуна перестала быть милостивой к нему за карточным столом. Ему даже пришлось отправить дворецкого заложить несколько вещиц. Требовались деньги, чтобы приодеться перед поездкой в Ниланд: портной наотрез отказался продлевать ему кредит, а обращаться к отцу было бесполезно. Питер уже получил от него свое трехмесячное содержание, а также весьма приличную сумму на поиски невесты, но умудрился все спустить за какие-то две недели.

Удача вернется. Питер представлял лицо папаши, когда он подкатит к его дверям вместе с леди Дельфиной Сент-Джеймс, своей невестой.

Он выдвинул ящик комода и достал из него коробочку, где лежала фамильная драгоценность: обручальное кольцо, – и погладил большим пальцем вставленный в оправу рубин без единого изъяна, так похожий на каплю крови, причем весьма большую. У него не раз возникало искушение продать реликвию. Это принесло бы целое состояние. И тогда бы он отыграл все деньги, а потом выкупил кольцо. Он вытер рот рукой и закрыл коробочку, чтобы не думать о запретном.