Пять отвлекающих маневров - Дороти Ли Сэйерс

— Но ведь вы могли вызвать подмогу с фермы, не так ли?

Стрэтчен раздраженно махнул рукой.

— Разве я вам не говорил, что не хотел привлекать лишнего внимания? Кстати, я все время боялся, что кто-нибудь услышит шум и решит посмотреть, что происходит, но, слава Богу, никто не пришел. Не исключено, просто потому, что было как раз обеденное время… В багажнике нашлись старая кепка и спортивная куртка, так что я, как мог, привел себя в порядок и выехал на проселочную дорогу, что идет через Нокинз. Она пересекает речушку Скайер как раз после Глен и выводит к старой церкви в Анвосе. Я приехал домой около половины второго.

Начальник полиции кивнул.

— Семья была встревожена вашим ночным отсутствием?

— Нет. Забыл сказать, что, прочитав записку Фаррена, я связался с женой по телефону и предупредил ее, что должен кое с кем встретиться и не желаю, чтобы об этом кто-нибудь знал.

— Понятно. Что вы сделали, когда вернулись?

— Набрал номер «Герба МакКлеллана» в Керкубри и попросил, если их не затруднит, передать Гильде, что мистер Фаррен собирался позвонить мне насчет поездки на рыбалку. Она перезвонила примерно через полчаса. К тому времени я уже принял ванну и чувствовал себя значительно лучше. Миссис Фаррен сообщила, что Хью нет дома, и спросила, мол, не нужно ли ему что-либо передать? Я сказал, что зайду к ней после ленча, потому что должен сообщить важное известие. В ответ она как-то судорожно всхлипнула прямо в трубку, и я решил узнать, провел ли Фаррен эту ночь дома, попросив Гильду сказать только «да» или «нет». Она прошептала: «Нет…», а на следующий вопрос: «Связано ли отсутствие ее мужа как-то с Кэмпбеллом?» ответила утвердительно. Я посоветовал ей никому ничего не говорить до моего прихода и пообещал быть как можно скорее.

— Что вы рассказали своей жене?

— Только то, что Фаррен буянил и ушел из дома. Я дал ей понять, что она ни в коем случае не должна никому об этом говорить, а еще предупредил, что следует молчать о моем позднем возвращении домой и о том, что пришел я в весьма плачевном состоянии. Откровенно, в эти минуты я ощущал наибольшую потребность, можно сказать жизненную необходимость, в двух вещах — хотел привести себя в порядок и пообедать.

— Понимаю. Ну, а после вы все же поехали в Керкубри?

— Нет.

— Почему?

В этом настойчивом повторении Максвеллом бесконечных «что» и «почему» было одновременно нечто раздражающее и вызывающее тревогу. Стрэтчен заерзал на стуле.

— Я передумал.

— Отчего же?

— Я собирался, но…

Стрэтчен на минуту как будто потерял нить рассказа, но быстро собрался с мыслями.

— Мы обычно обедаем рано, у нас ведь маленькая дочь, но в тот раз баранья нога жарилась довольно долго, и мы сели за стол только в начале третьего, позже, чем обычно, еще и потому, что мне требовалось привести себя в порядок перед обедом, чтобы не вызвать ненужных пересудов среди прислуги. Итак, мы вышли из-за стола почти в три часа. Когда я наконец собрался, было, наверное, около пятнадцати минут четвертого. Подойдя к забору, чтобы открыть ворота, я увидел Тома Кларка, идущего со стороны поля для гольфа. Как раз напротив моей калитки ему встретился констебль из Гейтхауса.

Максвелл выжидающе молчал. Стрэтчен тяжело сглотнул и продолжил:

— Они не заметили меня из-за ограды, но я их прекрасно слышал. Полисмен спросил у Кларка, не видел ли тот на поле провоста. Том ответил, мол, да, видел, а констебль ему в ответ: «Его разыскивают. Мистера Кэмпбелла нашли мертвым в Ньютон-Стюарте».

Дальше они направились куда-то вдвоем, а я вернулся обратно в дом, чтобы хорошенько поразмыслить над ситуацией.

— О чем конкретно?

— Понимаете, я никак не мог сообразить, каким образом все это может отразиться на мне, но чувствовал, что сейчас не совсем подходящий момент, чтобы тревожить Фарренов. Визит к ним мог вызвать сплетни. В любом случае, мне нужно было время.

— Именно тогда вы услышали о случившемся несчастье впервые?

— Да. А что в этом необычного? Ведь новость только-только начала распространяться.

— Вы удивились?

— Естественно!

— Однако вы отчего-то не поспешили разузнать подробности, как поступил бы любой другой человек.

— Верно.

— Почему?

— Что, черт возьми, значит «почему»? Просто не поспешил, и все.

— Хорошо, пока оставим это. Когда лорд Питер Уимзи зашел к вам вечером, как я понял, в Керкубри вы еще не были?

— Именно так.

— Он сообщил о кончине Кэмпбелла вашей жене. Вы не говорили ей об этом раньше?

— Нет. Я не знал никаких подробностей и полагал, что будет лучше вообще ни о чем не распространяться.

— Вы не сказали лорду Питеру о том, что уже в курсе дела?

— Нет.

— По какой причине?

— Решил, что жена сочтет странным то, что я умолчал о трагедии.

— А о вашем синяке под глазом речь шла?

— Да. Я дал… э… ложное объяснение.

— Почему?

— Потому что Уимзи не имел к этому делу никакого отношения!

— А что супруга подумала насчет вашей версии событий?

— Почему вас это интересует?

— Уж не подозревали ли вы к тому времени, что убийство совершил Фаррен?

— Тогда об убийстве никто и слыхом ни слыхивал.

— Вот-вот, мистер Стрэтчен. Именно поэтому ваше поведение кажется несколько странным. Вы зашли к миссис Фаррен позже, вечером?

— Да.

— О чем вы говорили?

— Я пересказал события прошлой ночи.

— И только? Неужели вы не сказали, что ожидаете возбуждения против Фаррена дела об убийстве? Не предупредили, чтобы она была осторожна при общении с полицией?

Глаза Стрэтчена сузились.

— Не является ли этот вопрос одним из тех, которые вы не должны задавать и на которые я не должен отвечать?

— Ладно, как пожелаете, мистер Стрэтчен, — начальник полиции встал. — Похоже, вы хорошо знаете законы… Но все же позволю себе напомнить, что укрыватель, то есть косвенный соучастник, несет такую же ответственность, как и главный обвиняемый.

— Я в курсе, мистер Максвелл. Однако мне также известно, что вы не имеете права применять при опросе свидетелей ни явные, ни скрытые угрозы. Могу я еще чем-нибудь вам быть полезен?

— Нет, благодарю, — вежливо ответил представитель власти.

По пути в Керкубри начальник полиции долго размышлял о чрезвычайной пользе показаний Стрэтчена. Если история о записке, оставленной на столе в доме Кэмпбелла, правдива, чему Максвелл склонен был верить, новые факты снова разрушали тщательно выстроенную версию преступления. Слова Стрэтчена означали следующее: либо Кэмпбелл был жив после его визита, и в этом случае никакого убийства на дороге Гейтхаус-Керкубри не произошло, либо некто, пока неизвестный, заходил к нему после полуночи. Именно этот таинственный некто, без сомнения, и являлся убийцей.