Гурджиев и Успенский - Аркадий Борисович Ровнер

Слово “искушение” обычно применялось Гурджиевым (и вслед за ним Успенским), когда речь шла о сознательном обмане, который практиковался в “эзотерических школах” для проверки учеников. Ораж и де Гартман были также поставлены перед подобным “искушением”. Успенский сделал тот же вывод, что и два других: разрыв должен быть полным. Он вернулся в Лондон из Франции после отъезда Гурджиева в Америку и сказал тем, кто хотел с ним работать, что его “работа в будущем будет абсолютно независима и будет проводиться так, как она велась… в Лондоне с 1921 года”.

В строгой и доктринально фиксированной атмосфере лондонских групп Успенского “Г” (так отныне среди лондонских учеников Успенского именовался Гурджиев) стал считаться не существующим, хотя Успенский никогда не отрицал, что то, чему он учил, было получено им от этого “Г”. В ряде случаев Успенский повторял то, что сказано в “В поисках чудесного” о разрыве с Мастером. Во всяком случае справедливым представляется мнение, что Успенский должен был разорвать с Гурджиевым в результате того, чему он научился у последнего, а не в качестве реакции против этого.

В “В поисках чудесного” Успенский подчеркивает разницу между человеком Гурджиевым и идеями Гурджиева. Ораж также делал это различение. Успенский писал: “Я ясно видел в это время, что я ошибался относительно многих вещей, которые я приписывал Г”. И хотя “тот, кто знает”, и “от кого было получено учение”, знал еще очень много, в трактовке Успенского он теперь выглядел менее привлекательным, чем прежде.

Идея совершенного мастера пришла к Успенскому из теософии. Успенский посвятил значительную часть своей жизни поиску высшей породы человечества, людей высшего типа. “Живой сверхчеловек настоящего времени… сообщает душам высший принцип”, – писал Успенский в книге “Внутренний круг. О последней черте и о сверхчеловеке”, опубликованной в Петербурге еще в 1913 году. “Когда человек начинает искать сверхчеловека вовне, он находит его внутри себя”, – писал Успенский. Очевидно, Успенский хотел видеть в Гурджиеве представителя сверхчеловечества. Общение с реальным сверхчеловеком Гурджиевым обратило его к сверхчеловеку в самом себе – к своим высшим возможностям, к своему высшему “я”, которое он должен был отстаивать в трудные годы революции, Гражданской войны и эмиграции.

Разорвав с Гурджиевым в 1918 году, Успенский обратился к своим старым интересам и к “поискам чудесного”. То же произошло с ним после окончательного разрыва с Гурджиевым, когда Успенский снова вернулся к работе над сводом своих идей – “Новой моделью вселенной”. Когда в 1931 году вышла книга Успенского “Новая модель вселенной”, он заметил Кеннету Волкеру, что с ее помощью он надеется установить связь с “эзотерическими школами”. Возникает вопрос: чем, по его мнению, была его учеба у Гурджиева? Ораж называл шато Приер эзотерической школой, хотя сам Гурджиев неоднократно говорил, что это лишь внешнее кольцо некоего оккультного центра. Очевидно, Успенский не захотел примириться с расколом между учителем и учением, и образ эзотерической школы был разрушен для него, когда был разрушен образ его учителя. Однако еще около тридцати лет ему предстояло нести в себе груз этого разлада, и только перед самой своей смертью в 1947 году он сумел сбросить его с себя окончательно.

В феврале 1923 г., когда лондонская газета Daily News интервьюировала Успенского, тот спокойно говорил: “Гурджиев и я достигли теперешнего состояния в результате долгой и трудной работы в далеких странах”. Интервьюировавший его журналист добавлял: “В Гурджиеве он (Успенский. – А.Р.) нашел родственную душу – человека, который пошел дальше по определенному пути”. В этом интервью Успенский определенно констатировал, что идет с Гурджиевым разными путями и что их путь совпал только на небольшом отрезке, но “Гурджиев пошел дальше по определенному пути”. Его целью были достижение космического сознания и выход во вселенную множества измерений. Гурджиев же утверждал: “Учение само по себе не может иметь никакой цели. Оно может только показать путь человеку, который ставит перед собой определенную цель”. Успенский принял решение и разорвал с Гурджиевым, считая, что для такого разрыва у него достаточно оснований.

Успенский соединял в одно целое свои идеи и идеи Гурджиева. Он и его ученики оказались втянутыми в эту двойственную систему. Однако, оставаясь человеком, который помимо того, что он получил от Гурджиева, не нашел ничего своего (если не считать умозрительных теорий его “Новой модели вселенной”), он должен был продолжать учить своих учеников идеям Гурджиева и, с другой стороны, заниматься вместе с ними “поисками чудесного”. Много лет он основывал свою деятельность на мнении, что идеи системы были истинными, но источник (Гурджиев) был загрязненным. Следовательно, нужно было искать Источник, из которого сам Гурджиев получил свою систему.

В частном разговоре 1924 года Успенский со стоическим пессимизмом отвечал на восторженное утверждение Дж. Г. Беннетта, что система может привести к “сознанию и бессмертию”: “Вы говорите, что уверены, что работа может привести к сознанию и бессмертию. Я в этом не уверен. Я ни в чем не уверен. Но я знаю, что у нас нет ничего, и поэтому нам нечего терять. Для меня это не вопрос о надежде, а вопрос об уверенности в том, что нет другого пути. Я слишком много испробовал и слишком много видел, чтобы во что-то верить. Но я не отказался от борьбы. В принципе я верю, что возможно достичь того, что мы ищем, но я не уверен, что мы нашли путь. Однако бесполезно ждать. Мы знаем, что у нас есть что-то, полученное из Высшего Источника. Возможно, что что-то еще придет из того же Источника”.

Успенский не только отделил человека Гурджиева от идей Гурджиева, но он также отделил свои собственные надежды от системы Гурджиева. Публично он никогда не критиковал своего учителя, но в частных разговорах он говорил о неправильном поведении Гурджиева в рамках собственных гурджиевских понятий. В октябре 1935 и в октябре 1937 года он уточнил свой подход к этому вопросу. В самом начале, сказал он, Гурджиев предложил три принципа работы, которые вступили в противоречие с его поздним поведением. Первый: человек не должен делать ничего без понимания того, что он делает. Второй: ничто не нужно брать на веру, но нужно проверять каждое утверждение учителя своим собственным опытом. Третий принцип: лидер не должен вызывать в своих учениках поклонение. Успенский прямо заявил, что в Ессентуках Гурджиев пренебрег всеми тремя принципами, требуя и принимая веру, слепое послушание и поклонение. Этим он нарушил договор, который связывал с ним его учеников, и изменил самому себе.

Помимо моральных претензий к поведению Гурджиева Успенский отмечал другую причину своего разрыва с Гурджиевым: Гурджиев начал принимать в работу людей, абсолютно непригодных для работы. Успенский