Страна рухнувшего солнца - Михаил Михеев

Доктора Петров обнаружил в импровизированном госпитале. Устроили его в том самом бараке, где японцы занимались вивисекцией, попросту вышвырнув из одной его половины все, мешающее работе. Операционная, кстати, получилась неплохая, благо с оборудованием у японцев дело обстояло великолепно. Единственно, освещение, но и тут проявила себя солдатская смекалка. Притащили несколько фар с подбитых танков, запитали их от танковых же аккумуляторов. Получилось вполне неплохо.

Менгеле как раз заканчивал зашивать рану одного из стрелков. Длинную, резаную – видать, кто-то из японцев штыком ткнул да промазал, только кожу распорол. Сержант, наверное, получив укол морфия или еще какого-то обезболивающего, сидел, закрыв глаза. Судя по безмятежному выражению лица, он сейчас отдыхал от боли. Еще несколько человек ожидали своей очереди. Услышав шаги Петрова, доктор повернулся, кивнул ему и попросил подождать. Еще через минуту он закончил, и, пока солдаты, исполняющие роль помощников, стягивали гимнастерку со следующего пациента, подошел к командиру:

– У меня тут работы непочатый край. На всю ночь, как минимум. Хорошо еще, ваши солдаты обучены хотя бы перевязывать раны. У нас, в Германии, попадаются иной раз такие дубы, что скорее истекут кровью, чем сделают что-либо осмысленное.

– Много тяжелораненых?

– Трое, но жить будут. Хотя желательно отправить их завтра же самолетом в госпиталь. Остальные…

Доктор неловко и как-то безнадежно махнул рукой. Ну да, понятно. Самых тяжелых сюда попросту не донесли. Да и у самого вон на руке повязка – зацепило чем-то. Хорошо, несильно, а то вообще не смог бы никому помочь.

Сзади раздался стон. Менгеле повернулся и быстрым шагом направился туда. Петров проследил за ним глазами и едва не охнул. Там, замотанная бинтами до полной неузнаваемости, лежала Кузнецова. Досталось ей, видеть, серьезно. Менгеле подошел, склонился над девушкой, потом тихо прошептал что-то. Подполковник расслышал лишь «…потерпи еще немного, маленькая, нельзя пока…». Затем доктор повернулся, тяжело вздохнул. Лицо его при этом приобрело странное выражение, словно больно ему самому. Поймал взгляд комполка, встряхнулся, напустив на себя обычный, чуть скучающий вид:

– Будет жить. Или я не врач.

И тогда Петров понял: будет. Уж она – точно будет…

Говорят, кто хоть раз слышал гром орудий «Ямато», не забудет его никогда. Может, и так, Колесникову рассказывали об этом, но и только – лично, а не на фотографиях, лицезреть самые большие корабли мира ему вообще не приходилось. Что называется, не сподобился. Однако столбы воды, поднимаемые вражескими снарядами, и впрямь могли впечатлить кого угодно, так что в грохот он готов был поверить безоговорочно. Но, к счастью, он за двадцать пять миль сюда не долетал и уши не травмировал, так что оставалось любоваться всплесками, поднимающимися, правда, на приличном расстоянии.

Ничего удивительного, кстати, рассеивание на такой дистанции просто чудовищное, а радары «Ямато», в отличие от собственно корабля, далеко не шедевр. Так что самое близкое накрытие пока что составляло два кабельтовых и выглядело, скорее, грозным предупреждением, чем реальной опасностью. В отсутствие корректировки с воздуха попасть в цель японцы могли разве что случайно, так что пока их огонь, на взгляд немецкого адмирала, представлял собой напрасную трату снарядов. Хотя, конечно, если такая дура угодит в палубу (а куда еще с такой траекторией, как сейчас, можно попасть), это может запросто выбить из линии даже «Бисмарка».

Кстати, пару раз по броне уже звякали осколки – разброс их у восемнадцатидюймовых снарядов оказался просто чудовищным. Кто-то из офицеров предложил Лютьенсу пройти в боевую рубку, на что адмирал, пожав плечами, безразличным голосом пообещал немедленно повысить звание любому, кто сможет подсчитать вероятность поражения случайным осколком разорвавшегося вдалеке снаряда его бренного тела. С учетом той площади, которую он, командующий, занимает. И с учетом того, что линейных кораблей у них сейчас чертова дюжина, идут они тремя колоннами, и японцы, похоже, еще не определились с тем, кого им надо обстреливать в первую очередь. Ну и, разумеется, принимая во внимание, что обстрел ведет один-единственный, головной корабль противника.

Зная любовь адмирала к головоломным математическим задачам, все замолчали, хотя наверняка остались при своем мнении. Уж слишком много в истории было примеров того, как проблемы возникали вопреки мнению теории вероятности. Может статься, они были и правы, но все же Колесникову не хотелось пока уходить с мостика. Все же риск пока выглядел отнюдь не запредельным, а из боевой рубки обзор на редкость паршивый.

Итак, японский флот пытался вести пристрелку. Получалось, надо признать, не очень. Немцы пока что не отвечали – дистанция боя не то чтобы запредельная, но, на взгляд Лютьенса, не стоило понапрасну тратить снаряды. Сблизятся еще немного, тогда и начнем, помолясь. А пока – наслаждайтесь редкостным зрелищем, господа офицеры. И постарайтесь не замочить штаны, если такая дура все же ляжет поблизости.

– Герр адмирал, – позади материализовался лейтенант, один из штурманов. Совсем молодой, для него это первый большой поход и первый бой. Видно, что боится, это нормально, но и азарт боя в глазах читается. Это хорошо, в будущем из него выйдет неплохой офицер. Если, конечно, будет у них всех это будущее.

– Что, Вернер? – Лютьенс, конечно, не мог знать всех офицеров по именам, но честно старался и сейчас вспомнил с первого раза. – У кого-то приступ энуреза?

– Э-э-э, – сбитый с толку лейтенант выглядел донельзя забавно. Не время, конечно, но… Да и вообще, репутацию храбреца и просто не теряющего духа и чувства юмора человека стоило поддерживать.

– Так что, энурез или диарея? Пускай бегут в гальюн. И вообще у кого-то на мостике серьезные проблемы личного плана, не стоит заострять на этом внимания. Гонорея – это не страшно, моряка триппером не испугаешь.

– Никак нет, – парнишка быстро сообразил, что адмирал шутит, и отреагировал адекватно. – Противник увеличил ход до двадцати семи узлов.

– Это данные радаров, или воздушная разведка подтверждает?

– Подтверждает.

– Ну что же, неплохо. Снизить ход до двенадцати.

Вот так, у кого-то из японцев все же родилась светлая мысль о том, что артиллерийские погреба не бездонные. Правда, он, Лютьенс, предпочел бы задробить стрельбу и несколько минут подождать, но самураи, похоже, народ не слишком терпеливый. Странно даже. Или же Ямомото настолько достала ситуация, что он готов на все, лишь бы быстрее закончить? Впрочем, неважно. Главное, три головных линкора сейчас будут медленно, но верно отрываться от основных сил, а способные их поддержать «Конго» или отстанут, или вынуждены будут ломать строй, обходя своих более тихоходных собратьев. И то, и другое неплохо, надо только дать им время.

Следующие несколько минут головные корабли японского флота упорно шли вперед, отрываясь от остальных сил. Все четыре корабля типа «Конго» чуть изменили курс и тоже устремились за флагманом, но догнать пока не могли – то ли техническое состояние не позволяло, то ли узлы у них изначально были «дутые». Однако маневр, надо признать, сделали ловко, и сейчас «Муцу» догонял колонну устаревших и тихоходных линкоров, тоже выжимающих из машин все, что можно, а его более легкие и скоростные собратья рвались вперед. Выучка у японских моряков была на высоте, позавидовать можно, и недостаток вражеского построения оказался и не недостатком вовсе, а так, минутным неудобством.