Страна рухнувшего солнца - Михаил Михеев

«Фон дер Танн» не получил ни одного попадания. Самое близкое накрытие – двадцать метров. Лязг осколков о бронированные борта линкора, содранная ими краска – и, в общем-то, все. Никого даже не ранило. «Гебен» получил одно попадание, и эффект от четырнадцатидюймового «чемодана» оказался куда меньшим, чем от монструозных орудий «Ямато». Что же, ожидаемо. Средних размеров пробоина, быстро потушенный пожар – все это шло по разряду незначительных повреждений. То, что за этими «незначительными» скрываются еще и пять матросских жизней, никого сейчас не волновало. Статистика войны, не более. Да и, откровенно говоря, на фоне разворачивающейся сейчас на море эпической битвы, такое и впрямь никого бы не впечатлило.

Как бы то ни было, несмотря на меньшее количество попаданий, по очкам на начальном этапе сражения вели японцы. Их снаряды наносили немецким кораблям куда более серьезный урон, а броня увереннее держала удар. Тем не менее, основные силы обеих сторон в игру пока всерьез не вступили, если, конечно, не считать таковой малоуспешную перестрелку с дальней дистанции.

Однако колонны сближались, и рано или поздно расклады должны были поменяться.

Четыре японских линкора догнали свой головной отряд закономерно раньше, чем немецкие корабли пересекли их курс. На несколько минут отряды Лютьенса и чуть отставшие линейные крейсера оказались против всей японской колонны на сравнительно небольшой, не более семидесяти кабельтовых, дистанции, которая продолжала непрерывно сокращаться. Это был, пожалуй, самый опасный момент – если «Ямато» и компания обратят на них внимание, то вполне могут успеть превратить немецкие линкоры в металлолом. Не всех, может быть, но кого-то уж точно. Однако три сильнейших корабля японского флота как раз пристрелялись по Жансулю, флагман которого горел все сильнее, и отвлекаться не захотели. В результате бой у Лютьенса произошел только с четверкой старых японских линкоров, и был он весьма короток.

Двадцать семь узлов у японцев, двадцать девять у немцев, в сумме это более ста километров в час. Именно с такой скоростью проносились друг мимо друга эскадры, а потому времени на то, чтобы отстреляться, у обеих сторон был минимум. И использовать его требовалось до последней крупинки, что противники и постарались сделать.

Приказ, отданный Лютьенсом перед боем, на первый взгляд, звучал парадоксально. Но – только на первый взгляд. При прочих равных весь огонь на старые линкоры японцев. Почему? Да все просто. Три линкора типа «Ямато» отлично защищены. Нанести им серьезные повреждения трудно, уничтожить – еще сложнее, сделать это быстро – практически невозможно.

Зато корабли, некоторые из которых в строю более тридцати лет, несмотря на все модернизации весьма уязвимы. Стало быть, есть шанс уничтожить или хотя бы нейтрализовать их с приемлемыми затратами времени. После этого же… А вот потом все становится куда интереснее.

Даже если сильнейшие линкоры Японии переживут этот бой, даже если они победят, даже если уничтожат немецкий флот – что с того? Три порядком избитых линкора не сделают погоды. Им еще возвращаться через кишащий пиратами Деница океан. А там, дома, кто их ждет? Разрушенная страна, уничтоженные заводы, которые не смогут теперь обеспечить покалеченным великанам мало-мальски пристойный ремонт. И восемь линейных кораблей, советских и итальянских, одни из лучших в своем классе, неповрежденных… Все это – лишь оттягивание конца. Глупо полагать, что Ямомото не понимает раскладов, а значит, драться он будет страшно.

«Бисмарк» вел огонь на пределе скорострельности орудий, «Тирпиц» не отставал. Позади ревели «Дойчланд» и «Кенигсберг», звук их артиллерии был совсем иным, не спутаешь. Вокруг японских линкоров кипела от взрывов вода. Жаль только, что на такой дистанции снаряды летят уже по настильной траектории и большая их часть попадает не в относительно слабо защищенные палубы вражеских кораблей, а в прикрытые тяжелой броней старомодного вида борта. Но приходилось частично жертвовать эффективностью ради точности, утешая себя мыслью, что противник оказался в том же положении.

Когда эскадры разминулись, идущий головным «Конго» представлял собой лишенную управления и вывалившуюся из строя развалину, с трудом ковыляющую на пяти узлах и с каждой минутой все более зарывающуюся носом. Все четыре башни корабля были приведены к молчанию, борт превратился в нагромождение перекрученного взрывами металла. Почти три десятка попаданий из лучших в мире орудий – этого хватило бы и для более современного корабля, и оставалось только удивляться, как творение британских[26] корабелов еще держится на плаву.

Идущий следом за ним «Хиэй» пострадал намного меньше, благодаря, как ни странно, собственной невезучести. Или везучести, тут уж как посмотреть. В самом начале боя шестнадцатидюймовый снаряд с «Дойчланда», «Хиэю», в общем-то, и не предназначенный, проломил бесхитростно вертикальный борт японского линкора в кормовой части, чуть выше ватерлинии. То, что в пробоину начала захлестывать вода, полбеды. Хуже, что вышло из строя рулевое управление и корабль, уйдя вправо, невольно скрылся за строем своих кораблей. Там он, пока команда восстанавливала управление, поймал еще два снаряда перелетами, но в целом его повреждения нельзя было назвать критичными. В строй он вернулся как раз в тот момент, когда эскадра Лютьенса уже проскочила мимо, и потому более до поры до времени не обстреливался.

«Кирисима», третий в строю старых линкоров, получил за двоих, но, как ни удивительно, держался стойко. Шестнадцать попаданий – теоретически более чем достаточно. Однако все, чего смогли добиться немцы, это заставить замолчать одну из башен. Снаряды изорвали борт корабля, но при этом ухитрились не причинить ему по-настоящему серьезных повреждений. Даже пожар вызвали всего один, и тот японцы смогли потушить моментально. Зато замыкающий строй «Харуна» полыхал, как свеча. Его орудия продолжали вести огонь, но централизованное управление им было нарушено, а поднимающийся выше мачт дым не давал толком целиться. Снаряды уходили куда-то в белый свет, вздымая столбы воды то с большим перелетом, то с таким же недолетом.

Немцам, правда, тоже досталось, но далеко не так серьезно, сказался и меньший калибр вражеских орудий, и отсутствие корректировки с воздуха. «Бисмарк» получил двенадцать попаданий, горел, но руля слушался, артиллерия действовала. Все же его броня была не чета японской. «Тирпиц» отделался восемью, правда, с худшим результатом – башня «Дора» получила удар четырнадцатидюймовым снарядом.

Будь дистанция чуть большей – и по законам баллистики попадание пришлось бы в крышу, где броня тоньше, но лоб башни оказался прочен. Снаряд лишь встряхнул стальную кастрюлю, контузив расчеты и заставив полопаться лампы. На какое-то время башня погрузилась во тьму, но главное оказалось даже не в том. Система поворота была всерьез повреждена, и теперь наводить орудия можно было только вручную. Скорострельность закономерно упала, да и люди оклемались настолько, что смогли вновь исполнять свои обязанности лишь минут через пять. К счастью, это оказалось самым тяжелым повреждением, полученным линкором.