Уловка медвежатника - Евгений Сухов

– Да мы, милый мой, тебя пока не обвиняем, – задумчиво протянул Виноградов, сунув в карман порванную ленту. – Замок и в самом деле очень крепкий. Такой взломать под силу разве что самому Савелию Родионову!

– Не знаю я никакого Савелия Родионова, – в отчаянии воскликнул швейцар.

– Вас никто не обвиняет. А вы слышали про Савелия Родионова? – повернулся Виноградов к примолкшему Краюшкину.

– Наслышан, – охотно кивнул Виктор Алексеевич. – Одно время о нем много писали. Я слышал, что сейчас он проживает где-то во Франции.

Хмыкнув, Виноградов произнес:

– Судя по тому, что здесь творится, я бы сказал, что он уже вернулся.

– Возможно, что так оно и есть.

– Как вы думаете, что здесь произошло?

– Кто открыл этот замок, тот и есть организатор преступления, – отвечал Краюшкин. – Вряд ли на это способна женщина… Вот посмотрите на замок, – склонился Краюшкин. – Здесь нужна не только сила, но еще и знание механики. Женщине постичь эти премудрости сложно. Пока мы искали деньги в комнате, он спокойно пребывал этажом выше. А когда стало тихо, злоумышленник спокойно их забрал и ушел.

– Так оно и было, – кивнул Григорий Леонидович, невольно соглашаясь. – А вы никого не видели из посторонних в последнее время? – повернулся он к швейцару.

– Чужих здесь не бывает, – охотно отвечал швейцар. Теперь его голос звучал побойчее. – На то я и приставлен, чтобы не шастали. Добро стерегу.

– Может быть, вы видели полотеров, ремонтников, которые не должны были появляться в тот день в вашем доме?

Швейцар призадумался:

– Помнится, в тот день, как вы уехали, трубочист приходил. Я еще дверь ему на крышу отворял.

– Долго он пробыл?

– Да часа два! Когда он уходил, я у него еще спросил, все ли он прочистил. А он мне с улыбкой отвечает, что теперь дымить будет лучше прежнего.

– Куда он пошел?

– Как только он вышел, так к нему тотчас лихач подкатил.

– Что за лихач, запомнил?

– Как же не запомнить?! Морда у него такая разбойная была, узкоглазая. Трубочист ему еще рукой издалека помахал, дескать, подъезжай сюды!

– Как выглядел этот трубочист?

– Высок, – вскинул швейцар руку над головой. – Я ведь и сам роста немалого, а только на него снизу посматривал. Ну что еще… Пегая бороденка у него была и усища с аршин! Я еще тогда подумал, когда же это он мог такие усы отрастить. А на первый взгляд вроде бы и не шибко стар.

– Понятно, – обреченно кивнул Виноградов.

– Григорий Леонидович, – позвал Краюшкин, – взгляните сюда.

На подоконнике отчетливо проступали следы сажи.

– Вот оно что, – невесело хмыкнул Виноградов. – Следы от мешка. Наш трубочист не очень-то и торопился. Чего же ему спешить, если комната свободна. Наверняка еще и почаевничал. Гляньте вокруг, Виктор Алексеевич, может, где грязный стакан отыщется? А это что такое? – поднял начальник сыскной полиции с пола листок бумаги. – Никак меню! Что же тут написано? Ресторан «Берлин». Карта вин… Как же она сюда попала?

– Ее точно прежде не было! – убежденно заверил швейцар.

Виноградов покрутил в руках бумагу.

– Не похоже, чтобы ее тут оставил прежний хозяин. Да и в саже она… Фу-у, перепачкался! Наверное выпала из его кармана. Только зачем он ее таскал? Ага… Делал на ней какие-то пометочки, – сощурил близорукие глаза Григорий Леонидович. – Что же здесь написано?… Чего же это наш трубочист так опростоволосился? Вот что, давайте-ка с вами поедем в ресторан «Берлин». Надеюсь, что-то прояснится. А вы батенька, заприте дверь покрепче. И непременно сообщите, если увидите что-то подозрительное.

Едва они вышли из подъезда, как к ним подъехал лихач – бедового облика малец, с волосьями соломенного вида, торчащими во все стороны. Разбойная наружность не помешала ему низенько склонить голову и растечься елейным голосом:

– Присаживайтесь, господа. Много не возьму… А ежели гривенник добавите, так я буду премного благодарен.

– Что-то вид у тебя больно никудышный, братец, – добродушно заметил Виноградов, взбираясь на подножку.

– Уродился таким, ваше высокоблагородие, – весело отвечал возница. – Может, оно и к лучшему. Дурное к хорошему человеку не пристает.

– Ишь ты, как оно получается. А у тебя, оказывается, своя философия имеется. Ладно, поехали. Ресторан «Берлин» знаешь?

– Как же не знать! Кажный вечер туда народец отвожу.

– Вот и погоняй, давай!

У ресторана стояло несколько крытых экипажей. На облучках, явно скучая, поджидали своих пассажиров возницы. Чуток в стороне от центрального входа, едва ли не прижимаясь колесами, выстроились пролетки. То извозчики чином поменьше, рассчитывающие заполучить копеечку на празднике жизни. Временами это им удавалось: купец-миллионщик, сумасбродничавший из-за мальчишеского озорства, порой пренебрегал парадным выездом, положенным ему по состоянию, и выбирал для поездки самую скрипучую пролетку, расплачиваясь «катенькой» за сомнительное удовольствие.

Но чаще приходилось сшибать гривенники, и, чтобы не упустить удачу, кучера энергично вертели кудлатыми головами, взглядом отыскивая желанного клиента.

У самого парадного входа стояли еще три экипажа, запряженные по паре гнедых. То хозяйские! Для особо важных клиентов и, разумеется, для тех, кто желал ошеломить даму шикарным выездом. Как это ни странно, но частенько в дорогих экипажах разъезжали студенты – в желании изумить барышень роскошью парадного выезда и убранством тяжелого экипажа. Совсем не беда, что потом из-за отсутствия денег до собственного дома им приходилось добираться пешими.

Судя по унылым, вытянутым физиономиям возниц и их сгорбленным спинам, клиентура не обременяла их работой, а потому следовало запастись терпением в ожидании подходящего момента.

Лихо подрулив к парадному подъезду, возница натянул поводья, заставив кобылу закусить удила.

– Приехали, господа!

– Спасибо тебе, голубчик, – ухватившись за поручни, Виноградов шагнул на ступень.

– Ежели господа желают, так я могу и обождать, – угодливо проговорил возница, повернувшись к Виноградову, норовя при этом заглянуть под козырек его шляпы.

– Ничего, любезный, – отмахнулся от навязчивого кучера Григорий Леонидович. – Как-нибудь доберемся.

У самого входа в подъезд их встречал швейцар в длинном кафтане, расшитом золотыми галунами. Распахнув перед гостями массивную дубовую дверь, проговорил, вкладывая в басовитый голос приветственные интонации:

– Милости просим, господа!

– Любезный, мы из полиции. Нужно прояснить один вопрос.