Рыцарь без позывного III - Бебель

нормальный человек, броситься наутек и позвонить в полицию или инквизицию, этот псих, похоже, всерьез вознамерился зарубить ходячую кунсткамеру самостоятельно. Снеся уродливую конечность исполина, словно ветку, сотник не ослабил натиск, продолжив колошматить клинком по зигзагообразной спине потусторонней мрази.

Даже когда «микрофонщик» наконец захлопнул пасть, и неловко чиркнув плечами по стенам, развернул туловище, будто танковую башню — рыжий и не подумал отступать. Пригнувшись от просвистевшей над головой клешни и, подрезав ногу, похожую на один огромный кирзач, северянин проскочил ко мне:

— Та подымайся же! Не на банной лавке! — под треск мехового воротника да натужный рык, рыжий великан рывком вышвырнул меня из тупика.

Почувствовав хорошо знакомый вкус родной крови во рту, и сплюнув осколок зуба, я обнаружил над собой широченную спину, усеянную пробивающимися ребрами, словно бочка гвоздями.

Отгоняя ассоциации со скотобойней и «детскими играми», я едва успел заметить, как спина оборотилась ополовиненным лицом с пустыми, но невероятно пронзительными глазами, полными безмолвного осуждения. Наверное, именно так на меня и смотрел бы настоящий микрофонщик, окажись он здесь.

Истошный треск ломающихся костей на мгновение заглушил писк рации в моей голове, позволяя среагировать вовремя — отвратительно черная нога с грохотом опустилась на место, где еще мгновение назад находилась моя грудь.

Отплевавшись со слетевшей со стен пыли и проигнорировав каменную крошку, ливнем сошедшую с потолка, я вновь закувыркался в сторону, бесповоротно разбивая свечной фонарь и уходя от второго «кирзача». Похоже, сотник и его короткий северный меч, волновали мутанта куда меньше безоружного лейтенанта, отчаянно катающегося по полу.

С каждым разом, вздутые «копыта» твари громыхали тем ближе и расторопнее, чем реже и тише трещали перекрученные кости. Похоже, «новорожденный» потихоньку осваивался, привыкая к своей экзотической физиологии, с каждым движением становясь все быстрее и опаснее.

Вдруг тварь отступила, отпрянув спиной к трубе и давая мне драгоценное время, чтобы подняться. Вспыхнувшее облегчение вперемешку с надеждой улетучилось при виде обломанного клинка, тускло блеснувшего под трепыхающегося «кирзача» монстра — поломав оружие об изогнутую ногу, сотник не нашел ничего лучше, кроме как ухватить демона голыми руками, тщетно пытаясь лишить его равновесия.

Глядя, как рыжий верзила меряется силой с потусторонней махиной, я не удержал нервного смешка — он сбрендил, что ли?

— Да не стой болванчиком — к мужикам поспешай! — натужный рев сотника шел вместе с пугающим скрипом сломанных костей, когда корпус твари начал разворачиваться к тупику.

Погоди, это он его от меня отвлекает?! Совсем охренел?!

— Ты чего удумал, дебил?! Фильмов насмотрелся — о медальках замечтал?!

— Беги, кому велено?! — только и рявкнул он, продолжая изо всех сил тянуть тварь на себя.

Выхватив больной рукой ржавую чесалку, я замешкался. Если уж меч поломался, то от ножика демону станет не сильно хуже. Но позволять рыжему играть в героя и оставаться наедине с «микрофонщиком» — хрена лысого!

А сотник все не успокаивался. Матерясь через слово, он то обещал выдрать мне ноздри, то запереть в колодки, то сосватать с несуществующей дочерью — лишь бы я прекратил заниматься фигней, кромсая исполина ржавой чесалкой, и наконец покинул этот злополучный тоннель. То ли пытался вернуть должок за «спасение» от княжеской плахи, то ли полоумный северянин искренне верил в мою совершенно дурацкую и незаслуженная репутацию, наивно полагая, что если уж кто и сможет вывести его «мужиков из полымя», то только «кукушонок», которому «ни князья, ни лорды, ни колдовство нипочем».

Чертов баран!

Послышавшийся треск ломающихся костей пал под натиском болезненного вопля и забористой ругани — неестественно длинные пальцы ухватили великана и играючи оторвали его от ноги, увлекая к потолку.

Попытка протаранить тварь плечом и заставить ее выронить рыжего отозвалась лишь усилившейся болью и чувством беспомощности.

— Мужиков сбереги! Сбереги, или голову сносишь, кукушонок! К охотнику своему... — слова оборвались нечленораздельным воплем, сменившимся гнетущей тишиной, а затем и мерзостным хлюпаньем.

Вырвав чесалку из надутого бедра «микрофонщика», я с ужасом уставился на возвышающуюся спину, по которой бегали четко различимые судороги. Чем глубже погружалось обмякшее тело сотника в бездонную пасть, тем быстрее и заметнее по пиксельной шкуре сновали живые бугры. С пугающей скоростью, срубленная культя надувалась и вытягивалась, будто воздушный шарик, вновь принимая форму деформированной лапы.

С каждым новым мгновением тварь становилась чуть больше и шире, приобретая пусть и все еще гротескный, но уже более натуралистичный вид.

Вместе с исчезнувшими в пасти валенками прервалось и хлюпанье. Чудовище дернуло заново отросшей рукой — на отращенной семипалой кисти отчетливо заблестели длинные когти.

Зашибись, оно еще и прямо на глазах мутирует! Эволюция, чтоб ее...

Валить! Валить отсюда нахрен, изобрести напалм и залить всю эту канализацию пока не лопнет! Или еще чего сообразить — хрен знает. Но такую срань на кулачках точно не забороть.

Поглядев на лежащий на полу обломанный клинок и оценив, как снующие бугры начинают исчезать, я стиснул зубы и захромал по тоннелю, со всей скоростью, которую позволяла острая резь в груди.

Естественный страх потустороннего сдался под напором истеричной рации, бьющей изнутри. Но вместо рыжей бороды, в голове мелькали юношеские глаза.

Давно и тщательно позабытая сцена, где еще живой «микрофонщик» неумело матерится, выпихивая меня из окна многоквартирного дома, куда вот-вот должен залететь танковый фугас.

Гребанный замполит с его «потеря командира — гибель подразделения». Всем голову заморочил, заставив несчастного пацана чисто на инстинктах предпочесть своей жизни — жизнь взводного. Дурачок и не догадывался, что я уже готовился спихнуть его под трибунал. Даже докладную записку сочинил, где во всех красках расписал ту злосчастную гранату, брошенную в подвал с беженцами.

А получилось, как получилось... Может поэтому у меня такой стояк на ротного воспитателя? Потому что мне проще винить его промывании мозгов личного состава, нежели признать, что солдат, которого я презирал и считал преступником — отдал за меня жизнь не задумываясь? Что я хреновый офицер и отказываюсь принимать простые вещи?

Что гребанный сотник, при всем его бессердечном слабоумии, куда более способный командир, жертвующий собой ради своих, а не своими ради чужих? Что пацан швырнул гранату вовсе не из-за жажды крови, а из-за банального страха за свое подразделение? Уж больно та палка из цокольного окна на ствол пулемета походила...

Твою-то мать, а ведь я почти поверил, что уж в этом мирке та история не повторится. Но какой там... Танков с фугасами у них нет, зато демонов — хоть жопой ешь. Детали меняются, а говно остается прежним. Очередной человек