Книга о русском еврействе. 1917-1967 - Яков Григорьевич Фрумкин

источникам о поло­жении евреев в эпоху после смерти Сталина.

— Еврей в Советском Союзе, — пишет Бен-Ами, — означает гражданина еврейской национальности, исповедую­щего еврейскую религию. Когда советские власти закрыва­ют на Украине церкви и арестуют священников, это не вос­принимается, как преследование украинцев. Когда молодой литовец читает антирелигиозный памфлет, направленный против католической церкви и папы, он не воспринимает это, как преследование литовцев в Советском Союзе. Когда в Узбекистане критикуют ислам, узбекистанец не воспри­нимает это, как преследование его собратьев по националь­ности.

Но когда подвергают гонениям еврейскую религию, каждый еврей в Советском Союзе чувствует, что этим прямо или косвенно покушаются на него, как еврея. Когда молодой еврей читает в советской газете или в пропагандной бро­шюре, что еврейская религия «варварская, реакционная, эксплуататорская», он чувствует, что это бьет и по нему лично, — по нему, как члену еврейского национального кол­лектива, по нему, как еврею по вере. При отсутствии еврей­ской печати, еврейских школ, еврейской литературы и теа­тра, — преследования и гонения на еврейскую религию воспринимаются с особенной остротой.

Образование государства Израиль явилось новым по­литическим стимулом для советской вражды к евреям и иудаизму. Еврейская религия, — заявляют теперь советские пропагандисты, — религия сионистская. Еврейский молит­венник требует, чтобы верующий трижды в день молился о возвращении в Иерусалим. Евреи, следовательно, молят своего Бога, чтобы он вывел их также из Советского Союза на Средний Восток, в страну Израиля, и детей своих, граж­дан Советского Союза, воспитывают под влиянием этих идей, которые коренятся в древних истоках еврейской ре­лигии.

Таковы обвинения, направленные в Советской России против евреев и их религии. Такова атмосфера, в которой живут евреи в России.

ЮДЕЛЬ МАРК. ЛИТЕРАТУРА НА ИДИШ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ

После страшных потрясений, внесенных первой миро­вой войной во всю еврейскую жизнь, — февральская ре­волюция 1917 года означала как бы восход солнца и для еврейской литературы, или прорыв плотины, задерживав­шей мощный поток ее творческих сил. После революции в течение считанных недель стали возникать новые еже­дневные газеты и журналы. При тяжких технических трудностях, порожденных войной и революцией, стали появляться книги и старых писателей, и множество но­вых авторов.

В еврейской литературе открылась полоса беспример­ного оживления. Казалось, что весь еврейский народ стре­мится поскорее наверстать потери, вызванные нескольки­ми годами войны. Этот порыв вперед оказался до того сильным и стремительным, что приход к власти больше­виков не мог приостановить его в течение первых лет. Потребовались годы, чтобы превратить освобожденную ев­рейскую литературу в литературу советскую, регулируе­мую сверху. Наша задача — дать общую характеристику развития еврейской литературы под советской властью вплоть до ее окончательной ликвидации в ноябре 1948 года.

С самого начала следует отметить, что в эпоху, пред­шествовавшую октябрьской революции, в среде еврейской общественности России большевистское направление пред­ставлено не было. Не было и ни одного еврейского писате­ля, который был бы идейно связан с большевизмом.

Когда в 1917 году стало возможно издание газет и журналов на идиш, среди 49 изданий не оказалось ни од­ного большевистского, и в 1918 году большинство суще­ствовавших еврейских изданий еще носило определенно выраженный антибольшевистский характер. Только в 1919 году большая часть еврейских публикаций (30 из 58) пе­решла в руки представителей власти и только в 1922 вся еврейская пресса стала большевистской.

До 1920 г. еврейская литература в России оставалась животрепещущим отражением всех потрясений и волне­ний еврейской жизни, в особенности ужасающих погромов 1919 года. Первые, избравшие сторону большевиков в гражданской войне, сделали это по чувству еврейской на­циональной самозащиты. Несправедливо поэтому причис­лять чрезвычайно талантливого молодого драматурга Бейнуша Штейнмана к советской литературе, убитого «слу­чайно», как кратко сообщалось, в возрасте 21 года в августе 1919 г. Он оставил после себя три драматических произведения: «У ворот», «Мессия-Бен-Иосиф» и «Крас­ное дитя». В своей тематике и идеологии этот юный по­следователь Переца не имеет ничего общего с советской литературой. Не принадлежит к ней также ныне забытый автор символических сказок Израиль Ваксер, погибший от руки погромщиков в том же кровавом году. Уже на пороге новой главы стоит поэт Ошер Шварцман. Он пошел добро­вольцем в красную армию и был убит в возрасте 29 лет. В его литературном наследстве имеется немало мрачных стихов на военные темы, но время от времени у него про­биваются ноты юношеской жизнерадостности. Одно из его последних стихотворений (со строкой: «Рука, налейся сталью, враг у ворот!») приобрело большую популярность. Советская критика высоко оценила этого поэта.

В киевском сборнике «Собственное» (1919-1920 г.) были опубликованы «Отход» Давида Бергельсона, «Бабуш­кина сказка» и «В пустыне» Нистора — произведения, не имеющие ничего общего с революционной тематикой. В сборнике были также представлены Давид Гофштейн, Пе­рец Маркиш, Липа Резник и Ехезкл Добрушин, — много­обещающие начинатели, но без всяких новых идей.

В 1920 году уже стал приобретать популярность ло­зунг: право на существование имеет только пролетарская культура, и в стране советов должна существовать только пролетарская литература. Тогда уже бесконечно много го­ворилось о пролетарской культуре, таинственной даме, за­вуалированной красной вуалью.

На практике к этому времени уже было ясно, что ли­тература должна быть поставлена на служение «победонос­ному пролетариату», должна проникнуться идеей «диктату­ры пролетариата», должна описывать и воспевать его борь­бу и его победы и дисциплинировать себя самое в этом духе, в первую очередь в отношении тематики. В москов­ских сборниках «Поток», в которых участвовали и авторы из заграницы, уже заметно попечение о том, как бы не допустить никаких «мелкобуржуазных», тем паче «буржу­азных» тенденций. Эпоху 1920-1925 гг. нужно уже рас­сматривать, как эпоху пролетаризации еврейской литера­туры. С каждым годом все сильнее становилась правитель­ственная цензура, и советская власть превращалась в изда­теля-монополиста.

В 1925 году Центральный Комитет РКП принял резо­люцию по вопросам литературы, смысл которой сводился к тому, что литература в Советском Союзе должна вестись по предписаниям Ц.К. и служить потребностям власти. Доз­воляется только послушный власти «социалистический реа­лизм», а реализм этот толкуется в соответствии с тем, что партия считает в настоящий момент своей очередной за­дачей. Литература превращается в вспомогательный орган власти, а писатель становится «аппаратчиком».

Годы 1925-1930 надо уже рассматривать, как эпоху со­ветизации еврейской литературы. Происходит второй ее глу­бокий отрыв: она отделяется непроницаемым занавесом от еврейской литературы всего остального мира. Раньше ее оторвали от еврейской традиции, но затем решили никакого влияния извне не допускать. Постепенно проводится в жизнь запрет всякого импорта еврейской литературы из-за грани­цы. К концу пятилетия 1925-1930 еврейская литература в Советском Союзе оказалась уже совершенно изолированной, оторванной и отрезанной от литературного творчества на идиш во всех других странах.

В 1930 году