Деньги - Поль-Лу Сулицер

– Я не жду от вас поспешного ответа, господин Стерн. Я понимаю, что вам нужно подумать. Подумайте. Но делайте это быстро, потому что у меня нет времени ждать. Сегодня среда, седьмое мая, десять часов утра. Я буду в вашем офисе завтра в одиннадцать часов, чтобы получить ответ. До завтра, господин Стерн.

Как оговорено между нами, Филипп Ванденберг выражает удивление и даже неодобрение по причине моей так называемой тактической ошибки. Но дело в том, что необходимо убедить Стерна, что только стремительность моей юности, а также определенные притязания препятствуют заключению соглашения, которое Стерн со своей стороны уже готов подписать. Более того, чтобы он не успел открыть рот, я встаю и быстро направляюсь к двери. Я останавливаюсь на пороге и с гордо поднятой головой, почти как в плохой пьесе, повторяю:

– Завтра в одиннадцать часов, господин Стерн.

И выхожу из кабинета, в то время как мои советники, словно не справившись с моей эмоциональной глупостью, в свою очередь покидают кабинет, конечно же, с бесстрастными, но все же немного огорченными лицами.

Первый ход заключался в выделении со стороны Феззали шестисот миллионов долларов (нефтедолларов) на якобы выгодные инвестиции. Эти шестьсот миллионов были переведены в Женеву в банк Яла, и сам Феззали отправился на берег Женевского озера. Там он встретился с Ялом и провел с ним переговоры.

Второй ход заключался в визите, который я только что нанес Аарону Стерну с чеком, заверенным Bank of America, на сто сорок три миллиона долларов.

Третий ход…

– Третий ход: после Стерна вы направитесь к Глацману. Лучше всего, чтобы вы встретились с ним в тот же день, скажем через час после Стерна. Более того, их офисы находятся по соседству; Розен сможет устроить все наилучшим образом. Эта поспешность прекрасно впишется в образ, который вы должны сыграть, – образ неразумного щенка, немного самовлюбленного, опьяненного успехом, который идет напролом. Нет-нет, я не говорю, что следует сыграть дурака. Но нужно показать, что деньги, которые вы так быстро приобрели, вскружили вам голову. Ладно, давайте поговорим о Глацмане. По сравнению со Стерном это другой клиент. Стерн старый и хочет продать. Глацман на двадцать лет моложе и продаст, если это ему и вправду выгодно. Не пытайтесь разыграть перед ним комедию, его вам не провести. Идите напрямую. Скажите ему, зачем вам необходимы эти двести шестьдесят тысяч акций ЮНИЧЕМА.

Глацман смотрит на Филиппа Ванденберга, затем на Лупино, потом на Розена и, наконец, на меня. Он поднимает брови:

– Что это за ралли?

Я улыбаюсь ему:

– Подождите, пока прибудут остальные, они не смогли найти такси.

Он протягивает маленькую холеную руку и берет заверенный чек на девяносто один миллион долларов.

– Это много денег.

– Я тоже так считаю.

– Вы были у папаши Стерна?

– Мы только от него.

– Что он сказал?

– Он даст нам ответ завтра.

– Но вы думаете, что он согласится?

– Да.

Его чуть раскосые глаза внимательно изучают меня, а рука последовательно тянется за блокнотом и карандашом. Он не торопится, проверяя каждую цифру дважды: четыреста десять тысяч акций Стерна, двести шестьдесят тысяч его, всего шестьсот семьдесят тысяч по триста пятьдесят долларов за акцию…

– Двести тридцать четыре миллиона пятьсот тысяч долларов.

Франц, он спросит вас, с какой целью вы покупаете эти акции…

Глацман задает вопрос:

– И откуда такое безумное желание стать мажоритарным акционером ЮНИЧЕМА?

Не лгите, Франц. Играйте в открытую.

– Мое имя Симбалли, а человека, который фактически возглавляет другую большую группу – конкурента ЮНИЧЕМА, зовут Мартин Ял. И я никогда не откажусь от идеи уничтожить его. Вы можете отказаться продавать мне акции и стать зрителем этого сражения, но при этом вы рискуете очень много потерять; это будет битва, в которой кто-то обанкротится, Ял или я…

Франц, Глацман прежде всего бизнесмен. Потому что вы возбуждаете его любопытство и он захочет знать, сколько еще вы можете добавить к цене, а также потому что это в его характере, он будет торговаться. Вы предлагаете ему триста пятьдесят долларов за акцию? Он попытается получить больше.

– Скажем, сто миллионов за мои двести шестьдесят тысяч акций, – говорит Глацман.

И вы откажетесь.

– Нет.

– Девяносто пять, и они ваши.

Я встаю, и на моем лице – я делаю все возможное – холодная ярость.

– Не принимайте меня за ребенка, Глацман! Девяносто один или ничего. И поймите: я куплю ваши акции только в том случае, если они обеспечат мне контрольный пакет в ЮНИЧЕМЕ. Сами по себе они меня не интересуют. Они будут мне нужны, если я куплю акции у Стерна, заплатив триста пятьдесят долларов за акцию, и ни на цент больше. Это уже и так очень высокая цена. В обмен я требую почти незамедлительного ответа. Стерн даст ответ завтра в одиннадцать часов. Мои юристы будут у вас спустя полчаса. Я покупаю и у Стерна, и у вас либо ничего не покупаю. До свидания, господин Глацман.

Возвращаемся в Pierre на арендованном мною «Мерседесе-600». Лупино напевает какую-то мелодию, сопровождая ритм пощелкиванием пальцев. У него светлые с рыжиной волосы венецианского блондина. Он подмигивает мне, как бы говоря: «Ну и смех!» Он младший из моих советников, ему тридцать два года, и у него уже отличная репутация.

– Не забудьте позвонить Скарлетту, чтобы ввести его в курс дел, – говорит Филипп Ванденберг своим спокойным, холодным голосом.

Я согласно киваю головой, а машина медленно катится по Шестой авеню. Теперь, когда началась битва, я опасаюсь всего на свете. Чудовищных размеров привлеченного капитала и, следовательно, огромных рисков, мощи противника, с которым я затеял смертельную схватку, и все это, преувеличенное, вероятно, моим возбужденным воображением и гнетущей усталостью, представляется мне еще более страшным. У меня такое ощущение, будто я не спал несколько дней, и это почти правда, ибо я настолько взвинчен, что мне трудно уснуть даже тогда, когда у меня есть время поспать. Я спрашиваю, обращаясь ко всем одновременно:

– Кто-нибудь пообедает со мной?

Филипп Ванденберг с обычной для него ледяной вежливостью, которая меня в нем злит, отказывается от приглашения, Розен ссылается на занятость, а Лупино соглашается. У Рокфеллер-центра Ванденберг и Розен выходят из машины. Перед тем как закрыть дверь автомобиля, Ванденберг снова напоминает:

– Не забудьте позвонить Скарлетту.

– Пошел к черту.

Когда «мерседес» отъезжает, Лупино смеется:

– Розен, Глацман, Стерн, Симбалли, Лупино – все одинаковы. Для Ванденберга все чужеземцы. Но этот сукин сын – блестящий юрист, такой же, как я, хитрый, несмотря на свой вид отличника. Франц, вы знаете, что Скарлетт собрал классную команду? Вам это известно. Но вы беспокоитесь, не так ли? Спокойно, мы победим. Меня это забавляет. Если хотите знать мое мнение, это один из самых каверзных ударов в истории финансов. Вот что я предлагаю: вы платите за коктейли, шампанское за столом, еду, а я предлагаю кофе. Что скажете? Расходы делим по-братски. И не забудьте позвонить Скарлетту.