Судьба с чужого плеча - Анна Иванова

Я тянусь, чтобы погладить Игоря, но он отшатывается от моей руки и прячет лицо в ладонях. Его тело напрягается, а голова вжимается в плечи. Он прикладывает все силы, стараясь сдержать слезы.

— Месяца через два я заметил ссадины у нее на коленях, которые Лена назвала «пустяками», потом на ее шее появился отпечаток руки. Она мне на экстремальный секс намекнула и попросила не лезть в чужие дела. Я так и сделал, а по-настоящему испугался после того, как не видел ее больше недели. Все это время она просидела дома, залечивая синяк под глазом. Тогда я в первый раз предложил ей вернуться. Потом он ей нос сломал, и я умолял ее пойти со мной. До этого гордость не позволяла опускаться на колени, но тут я уже на все готов был. Бесполезно, она даже думать о возвращении не хотела. Видите ли, не имеет она права лишать ребенка отца! Дошло до того, что я сделал подкоп под забором, такой глубокий, в какой даже беременная Лена со своим огромным животом могла бы без проблем пролезть. Замаскировал его травой, чтобы Олег не заметил. Но не успела она им воспользоваться. В больнице сказали, что преждевременные роды начались из-за травмы. Потом еще Катька крупная оказалась, еле достали. Она, кстати, сама ее назвать успела. Дочку медсестрам отдавать не хотела, боялась, что больше не увидит. Так и получилось. Ночью кровью истекла.

При этих словах у меня в животе все сжимается. Несмотря на то что мы с Леной никогда не были знакомы, я физически ощущаю наше родство. Кроме общих мужчин, нас связывает пережитое: страх перед кулаком Олега и нежность, порожденная заботой Игоря. Мы обе испытали эти крайности, только она начала на пике и медленно спустилась в пропасть, а я вылезла из ямы насилия и почти добралась до вершины.

— Как думаешь, мы с Леной похожи? Не внешне, конечно, она была гораздо красивее…

— Нет, вы разные. Она была фаталисткой. Верила в любовь до гроба, в половинки, предназначенные друг для друга, в то, что все заранее предрешено. В итоге смирилась с судьбой, а ты, наоборот, пытаешься измениться и жизнь всю поменять.

— Ты все еще ее любишь?

— Дина, — поднимает на меня глаза он, — если бы я думал, что можно любить одновременно двоих, то не отпустил бы Лену. Я смирился с потерей, когда понял, что место занято.

— Я спросила, любишь ли ты ее.

— Люблю, но…

Голос Игоря перекрывает шум в прихожей.

— Хозяева, у вас дверь сломана!

На пороге появляются два полицейских. Тяжелой поступью, как будто специально оббивая грязь о линолеум, они проходят на кухню.

— Смотри, — поднимает длинную, как у орангутанга, руку старший, — мокруха!

— Что ты сказал? — переспрашиваю я Игоря.

— Люблю, но не ее! — громче повторяет он.

— А кого? — мой голос дрожит от сжавших горло чувств.

— Ага! — потирает длинные руки полицейский.

— Что? — на этот раз переспрашивает Игорь.

— Кого?! — кричу я.

— А вот и п-подозреваемые, — толкает длиннорукого в бок его круглощекий, похожий на подростка напарник. — Знакомые все лица!

— Тебя! — перекрикивает его Игорь.

У меня из глаз брызжут слезы. Тело окончательно обмякает на табурете, но внутри бушует энергия, способная свернуть горы. Молодой полицейский оглядывается на Игоря.

— Что м-меня? — Его круглые щеки покрываются багровыми пятнами. — Не н-надо угроз, гражданин. В-вставайте!

— Я хочу знать, ты…

— Нет, это мы хотим знать, — перебивает Игоря длиннорукий, — по какому случаю резня?

— Заткнись! — поворачивается к нему Игорь. — Ты выйдешь за меня?

— Что?! — спрашиваем мы в один голос с длинноруким.

— Я тебя люблю! — на этот раз в полной тишине звенит голос Игоря. — Выходи за меня замуж!

— Что это?! — вытаращив от удивления глаза, спрашивает Игорь.

Я сама поражаюсь переменам, которые со мной произошли. То ли виной всему пережитые испытания, то ли сотрясение поставило какие-то винтики в моем мозгу в правильное положение. Многое в жизни пошло по-другому. В первую очередь, я развелась с мужем. Сделать это оказалось проще простого — развод с заключенным оформляется без его согласия. Вместе с приговором суда к Олегу пришло осознание вины в смерти дочери. Сейчас он отбывает наказание за свои прошлые грехи: за беременную жену, которую отправил на тот свет; за помощника, которого убил своим приказом; за любовницу, которую заколол ножом; за дочь, которую погубил ложью. Но не за меня. Я могу за себя постоять и всегда могла, просто не верила в свои силы.

Теперь я знаю, что ни при каких обстоятельствах не имею права давать себя в обиду. Например, если бы полгода назад монтажники привезли слишком короткий подоконник и попытались его установить, я бы побоялась сказать даже слово против и довольствовалась тем, что есть, а сегодня не только настояла на нужном размере, но и получила скидку за моральный ущерб. Квартиру, в которой я заканчиваю ремонт, мне выдало государство. Сначала я хотела вернуть родительский дом, но, как выяснилось, он сгорел много лет назад. Пока бегала по судам как свидетель, разузнала у адвокатов, что до двадцати пяти лет имею право на жилплощадь. На разбирательства оставалось меньше года, но я управилась за семь месяцев. До этого жила на даче у тети Жени. Она уговаривала задержаться подольше, но я поставила себе цель переехать до конца лета и достигла ее.

Раньше я плохо понимала значение этого слова — цель. Жила себе без всяких устремлений и была уверена, что никогда ничего не добьюсь. Первую цель передо мной поставила жизнь. Только достигнув ее — доказав собственную невиновность и вычислив убийцу Кати, — я поверила, что чего-то стою. Теперь, благодаря испытаниям, я смогу все. Эта мысль не просто развязала мне руки, она дала повод мечтать. Мой детский опыт показал, что мечты без реализации — горькое дело, поэтому отныне все свои желания я исполняю сама. Следующим на очереди был роман.

— Что это такое? — выводит меня из раздумий Игорь.

— Сам видишь, — пожимаю плечами, стараясь изобразить равнодушие. — Книга.

— Дина Башмакова «Судьба с чужого плеча», — читает он надпись на обложке. — Это ты?!

— Кто же еще? — гордость все-таки прорывается наружу.

— И ее напечатали?

— Ты даже внутрь не заглянул, а уже решил, что ее не должны были издавать?

— Да я не про книгу, а про фамилию! Башмакова… Тебе срочно надо выбрать псевдоним, а лучше вообще поменять имя на какое-нибудь благозвучное.

— Например?

— Дина Панина звучит намного поэтичнее.

— Я подумаю.

— Ты уже полтора года думаешь, — бурчит Игорь и снова переключается на обложку. — Почему ты раньше не сказала, что пишешь книгу? Я бы помог.