О чем молчит соловей. Филологические новеллы о русской культуре от Петра Великого до кобылы Буденного - Илья Юрьевич Виницкий

представлениями об этом типе, ожиданиями американских читателей, подогретыми газетными рассказами о любви стареющей звезды-балерины и ее молодого экзотического мужа, требованиями «низового» авантюрного жанра, популярного в желтой прессе, и собственными теософическими идеями о грядущем духовном союзе Америки и России и синтезе поэзии, танца и жизни, высказанными им в книге о балете, многочисленных публикациях в американских музыкальных изданиях и письмах к друзьям53. Парадокс заключается в том, что такое наивное дописывание позволило ему почувствовавать и выразить, доведя до логического (абсурдного) завершения, претенциозный, сенсационно-газетный, космополитичный, «оперный» и «безвкусный» характер трагического жизнетворчества реальных Есенина и Айседоры.

«Сказка, – замечают авторы новейшей биографии Есенина, – формула есенинской судьбы»54. В неменьшей степени эти слова относятся и к судьбе Дункан. Но и в его, и в ее случае следует добавить один существенный эпитет – газетная, гламурная, миллионотиражная сказка как феномен (факт) международной богемной культуры 20-х годов от Сан Франциско до Ленинграда. Ужасные судьбы этих артистов, «выпавшие», используя выражение Юрия Тынянова, из их творчества, писаны не чернилами, не кровью, а типографским шрифтом газет, распространявших по миру современные легенды55.

Иллюстрация к статье Ивана Народного о русской «религии танца», обнаруженной его американской ученицей, балериной Ладой

Примечательно, что такой тонкий знаток русского модернизма, как В. Ф. Марков (явно предпочитавший «аутентичного» Велимира «вымученному» Сергею), серьезно отнесся к «„реалистической“ фантасмагории» завещания Есенина, созданной профессиональным газетчиком-сказочником и пересказанной в мемуарах американского импресарио56. Хорошие историки культуры не только регистрируют рационально установленные факты и отсеивают вымыслы, но и прислушиваются, перефразируя Блока, к вульгарной, народной «музыке» современных мифов и самых невероятных слухов, сплетен и мистификаций, говорящих на своем смешном (низовом) и «мертвом» (формульном) языке не о том, что случилось на самом деле, а о том, в чем это дело заключалось по своей историко-культурной сути. В этом интерпретационном (астрально-метафизическом, как сказали бы теософы) плане Иван Иванович Народный оказывается едва ли не самым адекватным (то есть истинным) истолкователем и выразителем своей безумной эпохи.

По следам Ганьямады

О литературно-исторических корнях скаутского движения

Историко-приключенческий рассказ у костра

One, two, three – Pioneers are we

Запись девятилетнего пионера Юры Виницкого на первой странице литературного альбома его матери под размытой выпиской из декадентского романса, датированной кануном Октябрьской революции

В этом научно-приключенческом рассказе мы хотим показать, как центральная тема, находившаяся у истоков англо-американского скаутского движения начала XX века, «национализировалась» и приобрела новое и уникальное значение в русском историко-литературном контексте. Как известно, одним из главных навыков бой- и герлскаутов является острая наблюдательность – умение видеть и «считывать» разного рода следы и находить ключи к разгадке поставленной задачи. Подражая юным разведчикам, мы постараемся сыграть в своего рода охотничью игру и пройти по следам одного загадочного тайного общества, появившегося в бывшей столице Российской империи сразу после Гражданской войны и воплотившего дух своего фантастического (в значении, которое придавал данному слову Достоевский) времени.

Героями нашей истории являются петроградские скауты и пионеры, детские писатели, организаторы молодежного движения на Западе и в России, а также отважные «дикари», их реальные и вымышленные вожди, несколько одиноких волков, огнегривый лев, могучий гиппопотам и бдительные агенты ГПУ.

В погоне за Непромокаемым киви-киви

В переломном на всех фронтах социалистического строительства 1929 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла книга бывшего скаута, писателя и организатора первых пионерских отрядов в СССР Георгия Дитриха под названием «Конец и начало: из истории детского движения в Ленинграде». Книга была посвящена, как и заявлено в ее заглавии, крушению русского скаутского движения и зарождению пионерской организации в первые годы НЭПа.

Одним из самых интригующих эпизодов в истории скаутизма в Советской России, по Дитриху, было появление в Петрограде в 1921 году таинственного союза под названием «Ганьямада»:

Глава ее – вождь Гроза хабиасов. Восьмерка вождей руководит работой союзa. «Ганьямадовцы» имеют вымышленные имена: Непромокаемый киви-киви, Смеющаяся вода, Даль тумана, Голос сумерек, Русский волк, Дочь лунной долины, Неисправимая мapтышка, Хитрая пеночка, Пестрый дятел и др.1

Это загадочное общество заявило об организации где-то неподалеку от Петроrрада зимнего лагеря под руководством скаутмастера по имени Остроглазый волк. «Ганьямада» также выпускала рукописный журнал «У костра вождей» (УКВ), попавший в руки Дитриху. В этом журнале помещались информация о скаутском движении, новости из дневника о зимнем лагере («лыжные вылазки за город» в подражание индейцам из культовой в скаутской среде поэмы Генри Лонгфелло «Песнь о Гайавате», переведенной Иваном Буниным) и примерная беседа «о природе „Белого клыка“» (речь здесь, очевидно, шла не об одноименном романе Джека Лондона, а о какой-то скаутской организации под этим названием). Цель союза заключалась в установлении связей с другими скаутскими организациями России2.

Многочисленные попытки раскрыть участников этого общества не увенчались успехом. Один из известных Дитриху скаутов по прозвищу Одинокий крот почти выследил гонца союза по имени Непромокаемый киви-киви, но в последний момент хитрый гонец-лазутчик с длинным именем ушел от хвоста во дворе Технологического института. На следующий день незадачливого сыщика высмеяла в язвительном письме вождь союза Смеющаяся вода.

По мнению Дитриха, закрепившемуся в историографии русского скаутского движения послереволюционного периода, «союз Ганьямада» был мистификацией трех молодых людей, о которых нам мало что известно, – скаутмастеров Сергея Тумима, Марии Ливеровской и Романа Броссе по прозвищу Сын Волка. Сам же зимний лагерь, описываемый в журнале «У костра вождей», был плодом вымысла да и вообще «никаких патрулей скаутов при таинственном союзе не существовало»3.

Смерть Иен-Ганьямы

Игровые экзотические прозвища вождей «Ганьямады» отражают тогдашнюю моду на «дикарство» и «индейщину», лежавшую в основе созданной канадским писателем Эрнестом Сетон-Томпсоном ветви скаутизма (движение «лесных братьев», описанное в его книжке «Берестяной свиток»). Так, Смеющаяся вода – это имя жены Гайаваты Миннегаги из поэмы Лонгфелло. Длинное прозвище Непромокаемый киви-киви кивает в сторону популярной у скаутов романтики новозеландских маори, а по звучанию напоминает прозвище одного из героев «Песни о Гайавате», коварного и озорного духа По-Пок-Кивис. В свою очередь, гордое имя вождя Гроза Хабиасов отсылало современников к переизданной в 1918 году английской «сказке с картинками» «Хобиасы», впервые опубликованной в 1912 году с яркими иллюстрациями художника Валерия Каррика. Грозой злых гоблинов, съевших старика и старушку и утащивших в лес девочку, в сказке были преданный пес Фунтик и большая собака, проглотившая монстров всех до одного14.

Необыкновенные имена вождей «союза Ганьямада» запомнились читателям хроники Дитриха. Мы