Украинский гамбит. Война 2015 - Михаил Белозеров

— А куда? Ты знаешь другое место?

Он снова посмотрел вперед: мост был совсем близко. Его пилоны торчали над деревьями. Один бросок — и они на той стороне, у своих.

— Вперед! — скомандовал Игорь.

Они побежали к лестнице, по которой надо было подняться к полотну дороги. Уже был виден мост. Уже было слышно, как волны плещутся о его опоры. Уже на той стороне люди махали им руками и что-то кричали, как вдруг затрещали кусты и справа, и слева появились какие-то страшные люди, бритые, с оселедцами на головах и с оружием в руках. Раздались очереди. Пули защелкали, как горох по паркету. Завета испуганно ойкнула и будто споткнулась. Их схватили, радостно вопя:

— Ага, попались! — кинули в телегу и повезли куда-то прочь.

Один из нападавших подхватил Сашкин приемник и сунул себе за пояс. Костя, который лежал с краю и видел, как под телегой мелькает лесная дорога, понял, что это этномутанты.

Везли долго. Дорога показалась Косте непомерно длинной. Миновали ручей, потом еще один и еще. Лес стал темным, сырым, с огромными красными мухоморами, липкой паутиной и ядовито-зеленым мхом на стволах толстенных деревьев. Под колесами зачавкала грязь.

— Узнаешь меня? — вдруг спросил кто-то.

— Нет, не узнаю, — ответил Костя, который, придавленный Заветой и еще кем-то, даже не мог пошевелиться.

Его приподняли, безжалостно повернув голову:

— А так?..

— А так узнаю, — ответил он.

Костя действительно признал в бритом мужике с оселедцем Тараса Ямпала, которого они когда-то уложили в весеннюю грязь и который давеча наставлял их на путь истинный, пытаясь узнать, ракетчики они или нет. Надо было его застрелить, равнодушно подумал Костя. Надо было, так кто ж знал? Мысли текли легко и плавно и были островком надежды в мире отчаяния, дикости и равнодушия.

— Конец тебе, — довольным тоном поведал Ямпал. — Лес здесь дикий, никто не найдет, хоть сто лет ищи.

Топающие рядом с ним этномутанты заржали, как лошади. Были они все как на подбор худые, как гончие, бритые, с оселедцами, с нашивками трезубца на рукавах, вооруженные в большинстве своем американскими М-16, но кое у кого были старые АКМ.

— А девку твою мы вначале пустим по кругу. Хорошая у тебя девка!

Этномутанты снова заржали на все лады, скалясь, как голодные собаки на руку хозяина.

— Не слушай их, — прошептал Костя Завете, — не слушай…

Привезли в сырой и темный бор, где стояли вековые дубы, а вокруг стеной — высоченный папоротник. Никогда больше в жизни Костя не видел такого папоротника. Диковинным был тот папоротник, как в сказках.

Темнел дом лесника, темнело сено под навесом, темнел большой сарай и еще какое-то длинное помещение, приспособленное для госпиталя. На лавочке перед ним в бинтах и с костылями сидели этномутанты. По двору бегали лохматые кавказские овчарки.

База, понял Костя. База этномутантов. А их искали южнее.

Его молча схватили и поволокли в дом, а когда поставили на ноги в горнице, он увидел, что за большим крестьянским столом сидит не кто иной, как Каюров собственной персоной, с пистолетом в ярко-желтой кобуре.

— Что… — добродушно засмеялся Каюров, — обхитрить нас хотели?

— Хотели, — согласился Костя, увидев в окне, как этномутанты бьют Игоря Божко. — Зачем вы его калечите?! Зачем?!

— Не нервничай! Садись!

Высокий худой человек с маленькой головой и диким прикусом толкнул его на лавку.

— Разговор у нас будет короткий и деловой, — сказал Каюров. — Сейчас вы очухаетесь и, пока не стемнело, поедем снимать ваш геноцид.

— Какой геноцид?.. — очень удивился Костя, оглядываясь и пытаясь ослабить веревку на руках.

Дом был ухоженным, дерево внутри светлое, пахучее, стол выструган до белизны, на окнах цветастые занавески. По углам — пучки трав, за спиной — настоящая русская печь, а главное — ни с чем не сравнимый запах поленьев. Только о занавеску вытерли грязные руки, сорвали один пучок, и он, рассыпавшись, лежал в углу, да нанесли грязи с улицы. Лесника не было видно. А может, он один из них? — подумал Костя. И вдруг понял, что лесника давно убили, иначе он не позволил бы гадить в собственном доме.

— Против нас, который вы учинили в марте и в апреле, — сказал Каюров, прервав Костины размышления.

На столе стояли бутылка мутного самогона и бутылка водки. Косте вдруг захотелось выпить, но не водки, а именно самогона — крепкого и вонючего.

— «Ковер демократии» что ли? — на всякий случай уточнил Костя.

— Ну да, — ничуть не удивился Каюров.

— Но ведь все уже кончилось! Американцы ушли, немцы тоже. Вы будете одни воевать?

Каюров посмотрел на него так, словно Костя ничего не понимал:

— Ничего не кончилось. Есть еще французы и бельгийцы, итальянцы, подтянутся венгры. Поляки давно не воевали, у них руки чешутся. Чехи не прочь половить рыбку в мутной воде. Словаки шебуршатся. Всегда найдутся любители пожить за чужой счет. Просто придется больше отдать, Крым, например, и восточные регионы. Отгородимся мы от вас, родимых, отгородимся.

— Там наши, — напомнил Костя о Крыме и о восточных областях, давая понять, что Россию рано списывать со счетов. Не допустит она такого развития событий. Не те времена и соотношение сил.

Его реплику Каюров пропустил мимо ушей. Видно, она не вписывалась в его концепцию мира. Интересно, что ему лично пообещали? — подумал Костя. Может, пост министра обороны или даже премьер-министра? Рыл бы он так землю? Наверняка где-нибудь в Швейцарии у него счет с кругленькой суммой. Отрабатывает заморские дивиденды. Мысли были четкими и ясными, словно достигали сущности происходящего.

— Страсбург, опять же, еще не затопило, — рассудил Каюров. — Да и НАТО в Европе никуда не делось.

Казалось, он спорит с самим собой, приводит аргументы в пользу своего выбора, но как-то неуверенно, с оглядкой на прошлое.

— Все равно не справитесь, — сказал Костя, следя за событиями во дворе.

Игоря куда-то утащили, не было видно ни Заветы, ни Сашки. Убьют нас, подумал Костя, но как-то отстраненно, словно речь шла о литературных героях, а не о живых людях. Время надо тянуть, время. Авось что-нибудь выгорит. И вдруг стал припоминать о чем-то, что могло их спасти, но вспомнить сразу не мог.

— А это как поглядеть, — согласился Каюров.

Видно, его все-таки мучили сомнения, страх или он боялся ошибиться. Хотя думать об ошибках было поздно, слишком далеко он зашел. За окном проехала телега, полная раненых. Костя перевел взгляд на лысого короткопалого якута. А ведь он трусит, догадался Костя, поэтому и возится с нами, надеясь на америкосов.