Дмитрий Лихачев - Валерий Попов

На той встрече (если телевизор не врет) справа от Бориса Ельцина сидел Дмитрий Лихачев, слева — Кирилл Лавров. Звучали обычные гладкие слова. И вдруг Лихачев сказал Ельцину неожиданное — слух мой сразу обострился: «Я думаю, надо возродить в Петербурге недорогие трактиры, чтобы люди могли выпить в чистой, культурной обстановке». Ельцин вздрогнул — видно, тема заинтересовала его. «Но мне кажется, такие уже есть?» — неуверенно произнес Ельцин. Лихачев, скромно улыбаясь, отрицательно повел головой… Второй раз мой слух обострился, когда Ельцин сказал: «Я думаю — надо именно в Петербурге сделать специальный телеканал, посвященный исключительно культуре, без всей этой рекламы!» — и сделал в воздухе брезгливое движение пальцами. Лихачев идею поддержал. Возможно, она от него и исходила и была Ельцину передана. «Так давайте сделаем!» — своим чуть сиплым голосом произнес Ельцин. Лихачев кивнул. Уже только за это мы ему должны быть признательны. Благодаря ему появился лучший — до сих пор лучший! — канал. Досадная мелочь: канал этот появился не в Петербурге.

Когда академик Сахаров, которому удалось, наконец, вырваться из ссылки в Горьком, пришел в Президиум Академии наук, в зале встретил лишь одного Лихачева, который всегда приходил на заседания раньше других. Они разговорились.

Лихачев деликатно поинтересовался, как Сахаров поведет себя, если встретится с теми, кто предавал его, подписывал против него письма. Сахаров сказал: «Мне их жалко. Я волнуюсь за них».

А когда Ельцин стал звать Лихачева на гражданскую панихиду Сахарова, сказал ему неожиданную вещь: «Обязательно приходите. Вы один незапятнанный». Хотя на трибуне стояло много достойных людей.

Одним из главных деяний, совершенных Лихачевым во имя русской культуры, было факсимильное издание рабочих тетрадей Пушкина, состоявшееся при активной поддержке наследника английского престола принца Уэльского Чарльза. В сборнике «Дмитрий Лихачев и его эпоха», составленном Е. Г. Водолазкиным, имеются личные воспоминания принца Чарльза:

«В моей стране Дмитрий Сергеевич был известен как интеллектуал. В России к людям, подобным Лихачеву, применяется непереводимое на английский существительное „интеллигент“. И хотя этот термин, несомненно, включает в себя понятие образованности, значение его выходит далеко за пределы интеллектуализма и подразумевает особый образ жизни — образ жизни порядочного, благородного человека.

…Мы познакомились с ним в мае 1994 года, когда я посетил Петербург. Впоследствии мы встречались несколько раз, в том числе — в Пушкинском Доме, крупнейшем и авторитетнейшем в мире центре по исследованию русской литературы. В ходе этих встреч мы обсуждали идею: осуществить факсимильное издание рабочих тетрадей Пушкина. Подобное издание казалось мне чрезвычайно важным не только для дальнейшего широкого изучения творчества величайшего русского поэта, но и для привлечения крайне необходимых средств для надлежащего хранения драгоценных архивов Пушкинского Дома.

…Оказалось, что Дмитрий Сергеевич интересуется архитектурой и градостроительством. Мне было приятно узнать, что он прочел мою книгу „A Vision of Britain“. Лихачев говорил мне, что, подобно Лондону, во многом испорчен старый Петербург.

…Коренной петербуржец, Лихачев очень любил свой город. Я был очарован его рассказами о градостроительных особенностях Петербурга. Петербург, по Лихачеву, — город горизонталей. Первая горизонталь — горизонталь воды (ее в этом городе очень много!). Вторая — горизонталь набережных, поскольку набережные в Петербурге обязательны. Третья и завершающая — это горизонталь „небесной линии“, нарушаемой только куполами и шпилями, которые оттеняют и подчеркивают общую горизонтальную природу города».

Благодаря твердой позиции Лихачева даже в советское время «небесная линия» не была нарушена постройкой многоэтажных зданий. Зато, заметим с огорчением, нарушена в постсоветское, уже после смерти Лихачева, к которому прислушивались. А после него началась вакханалия, «небесная линия» нашего города в наше время как-то «заплясала»: из-за гостиницы «Ленинград», с которой он так упорно боролся и которая по нынешним временам выглядит довольно скромно, вылезли два огромных монстра, «элитных» дома — «Аврора» и «Монблан», нарушающих не только «небесную горизонталь», но и всякое понятие о хорошем вкусе.

А Лихачев всю его жизнь страстно отстаивал свой город от дурных влияний. Еще в 1960-е он выступил против перестройки Невского проспекта, связанной с переделкой первых этажей всех домов на нем. Сейчас, когда происходит что-то ужасное, мы вздыхаем и лепечем: «Дмитрий Сергеевич бы такого не допустил!»

Благодаря статусу принца Чарльза и его финансовой поддержке издание пушкинских рабочих тетрадей произошло на самом высоком международном уровне. Поскольку типографии достаточной технической оснащенности в России тогда не было, тетради печатались в Италии, на самом совершенном оборудовании, позволявшем добиться наибольшего сходства издания с подлинником. Ну и, разумеется, все это сопровождалось тщательной подготовкой факсимильного издания тетрадей, проведенной специалистами Пушкинского Дома.

Тогдашний директор Пушкинского Дома Николай Николаевич Скатов писал в журнале «Наше наследие»: «Радуюсь „королевскому“ изданию пушкинских тетрадей — вышли 8 томов, последний 9-й том еще не получен из Италии. Принц обещал издать и книги „Болдинской осени“».

Изданием пушкинских тетрадей отношения Лихачева и принца Чарльза не ограничились. Принц проявил чрезвычайный интерес к изданной в 1982 году книге Лихачева «Поэзия садов: К семантике садово-парковых стилей». Тема это была чрезвычайно близка принцу Чарльзу — тема давняя, глубоко исследуемая еще со времен Античности. Сад — это место, из которого происходит жизнь, в котором и из которого разворачивается время — пространство. Отражено это и в русском фольклоре: «Стоит сад, в саду двенадцать гряд, на гряде по четыре борозды, на борозде по семь кочней». Книга Лихачева содержит интереснейший материал о семантике садов в разные эпохи, о связи их с идеологией и культурой, о единстве сада и стиха.

Несмотря на уникальность — и в то же время актуальность книги, отзвук она нашла не сразу. За довольно долгое время на нее не появилось ни одной рецензии. Видимо, строгих рецензентов настораживало «легкомыслие» Лихачева, вдруг написавшего книгу совсем не о том, чем он занимался всю жизнь и на чем сделал себе имя. Лихачев рискнул покинуть свое «насиженное место» и совершить смелое путешествие абсолютно в другую область. Конечно, он не потерял свою репутацию, но рисковал ею. Ревнители «чистой науки» могли теперь попрекать Лихачева во всеядности, в популизме, дилетантстве и т. д. Официально никто об этом не говорил, но затянувшееся надолго молчание было достаточно красноречиво. На самом же деле книга Лихачева была весьма содержательна. Только он мог, дерзко покинув узкое ложе своей науки, увидеть все с высоты, показать связь своей узкой «науки о словах» с жизнью во многих ее проявлениях и даже доказать великую необходимость этой связи.

Первую рецензию на эту книгу — «Поэзия садов» — и современное ландшафтное искусство написал Ю. И. Курбатов, тогда уже член-корреспондент Российской академии архитектуры и строительства, доктор архитектуры. Именно он подчеркнул значимость книги Лихачева для современной жизни, когда стремление архитекторов (и не только их!) к абсолютной новизне и разрыв с культурой прошлых эпох привели к созданию бедного художественного языка, лишенного метафор, знаков и символов — неотъемлемых элементов культурной самобытности и духовного содержания. Книга Лихачева касалась не только ландшафтной архитектуры — она говорила о необходимости культурного насыщения всех сфер жизни!