Тайна «Нереиды» - Роман Буревой

Он просто летел, как другие поют, рисуют, сочиняют стихи. Легко, без усилий. В этот момент он осознал, как мало может сделать. Он не мог даже спасти кота. Не нашел нужных слов для безутешной матери Магны. Но он поможет Элию, если тот попросит. И если не попросит, все равно поможет. Он будет оберегать Летицию, если ей будет угрожать опасность. А ей будет угрожать опасность — он был в этом уверен. То есть он может очень мало. Чуть больше, чем человек. Там, в колодце, заключенный в кокон умирающего тела, он воображал себя богом. Но бог может неизмеримо больше. Или не может? Что делали боги после того, как земля была создана? Они тоже занимались какими-то отдельными случаями: кого-то награждали, кого-то испытывали. Всегда отдельных людей. И только. Не успевали следить за всеми. Точно так же люди делают лишь малую малость от тех дел, что могли бы свершить. Как из тысяч и тысяч написанных книг выбирают десяток-другой для прочтения. Но может быть, в малости исполнения желаний и есть своя прелесть. Мир должен быть огромен, иначе он покажется маленьким и недостойным призом не только богам, но и людям. Или все дело в том, что Вер только-только отправился в длинную дорогу? Первый шаг всегда кажется крошечным.

И лишь в конце можно увидеть, как огромен был путь.

А когда он вернулся в авто, Летиция сказала:

— Не надо так больше делать. Вер. И он обещал, зная, что обманет. Они уже въезжали в ворота Кельна со старинной надписью по верху:

«Колония Клаудиа Ара Агриппиненсиум»[56]. Две зубчатые башни узорной кладки стерегли ворота.

Их путь от Кельна до Рима протекал почти скучно. Элий большею частью спал, а когда просыпался, говорил с Вером о сбежавшем Трионе, об агенте Квинте, о выборах в своей бывшей трибе и еще почему-то о стихах. Он сожалел, что слагает плохие стихи. Ради Летиции он готов был написать целую поэму. Юний Вер понимал его желание искупить недостаток сильного чувства. Такая женщина как Летти достойна большой любви, а чувства Элия казались самому Элию слишком слабыми. Вер сам когда-то мучался от недостатка чувств. И он посоветовал другу купить чужую поэму и прочесть ее Летиции. Элий обрадовался этому совету, как мальчишка, и на ближайшей станции купил в книжной лавке тоненькую книжку никому не известной Ариетты М. И всю ночь он читал Летиции стихи, красивые и чуточку манерные. И вдруг отбросил книжку и принялся хохотать, как сумасшедший. А Юний Вер потихоньку покинул поезд и полетел за составом, а бессмертная когорта мчалась рядом. И Тиберий Мессий Деции, летевший по правую руку от него, заметил, что его младший брат изрядная скотина: зачем он глушит несчастную женщину стихами, вместо того чтобы отвести ее в свое отдельное купе и приложить все усилия, чтобы у супруги никогда больше не возникало сомнений в его чувствах. И тут Юния Вер принялась спорить с Тиберием, доказывая, что стихи были хороши, и ей понравились, и она не имела ничего против, если ей читали стихи, только никогда после этого ни с кем не удалялась в спальню, а посылала всех стихоплетов к воронам, но такого человека как Элий она бы посылать не стала, даже если бы он прочел стихи куда хуже тех, что они слышали сегодня ночью. Но в ее жизни не было своего Элия, и потому она умерла девственницей.

— Трансформировалась… — поправил ее Тиберий — он терпеть не мог слова «смерть».

— Приятно все-таки полетать… — сказал летящий рядом с Вером.

Вер взглянул на него, пытаясь определить, кто же из ребят его бессмертной «Нереиды» мчится рядом, и заметил на голове у летуна золотой шлем с крылышками, а на губах — наглую и дерзкую ухмылку.

— Я знаю, кто ты, — сказал Вер.

— Да я тоже знаю, кто я таков. А кто ты — знаешь? — и летун фамильярно подмигнул Веру.

— Я способен к перерождению — вот ответ, который достаточно точен.

— Но недостаточно исчерпывающ. Это лишь одно из твоих свойств. Одно из многих. Ты не знаешь своей силы. А ты очень силен. Почти всемогущ. Но в этом «почти» вся закавыка. И твоя слабость. Ибо в одно мгновение ты можешь утратить все.

И летун в золотом шлеме неожиданно взмыл вверх, уходя в недосягаемую вышину и оставляя в воздухе светящийся след, похожий на тот, что оставляли в воздухе гении. Но Вер разговаривал не с гением. Он говорил с богом.

Утром, когда поезд прибыл в Рим, Юний Вер заглянул в окошко Элиева купе и сквозь щель в занавесках разглядел молодых супругов, мирно спящих в обнимку на ложе. Вер решил, что стихи в этой идиллии сыграли не последнюю роль, и решил, что при случае сам попробует написать поэму, но отложил исполнение решения до более простых и понятных времен. Он вернулся в поезд и расположился на своем месте, будто так и дремал всю дорогу. И когда появился Элий в обнимку с Летицией, он вдруг сделался счастлив, будто сам влюбился по уши и нашел взаимность. Он не знал, чьими чувствами наполнилась его душа — Летиции или Элия. Но склонен был считать, что чувствами Летти: потому что вряд ли Элий даже после такой ночи мог испытывать что-то похожее на вкус сахарного печенья.

И Веру почудилось: если он проникнет в тайну такого чувства, как любовь, он разгадает все тайны разом.

Люди говорили, что, вернувшись в Рим, Юний Вер впал в безумие. Его охватила ненасытная похоть. Он опустошил свой счет в банке Пизона и кинулся в Су-буру. Было раннее утро, почти все лупанарии закрыты. Но он отыскал один, где его приняли, взял в комнату сразу двух красоток, не выползал от них три часа, а расплатившись, отправился сразу к новой. Так он путешествовал по лупанариям дней пять, пока слух о нем не распространился по всей Субуре. В занюханный лупанарии стали неожиданно заглядывать весьма приличные матроны и совсем юные девицы с густо накрашенными личиками. Посетительница, сунув пару крупных банкнот хозяйке и переодевшись в отдельной каморке, в полупрозрачном наряде отправлялась сменить предыдущую партнершу Вера. Это был пир плоти, пир, на котором не наступало насыщения.

Спустя несколько дней Вер снял дом, и переехал туда вместе с восемью красотками. Девушки одна за другой менялись на его ложе. Пир продолжался. Яства убывали, но не насыщали. Вер находил свое положение поначалу забавным, потом начал им тяготиться. Он успел изучить всех восьмерых шалуний. Но изучив, не нашел в них того, что искал. А они ссорились меж собой и жаждали новых утех и щедрых подарков. Их чувства и плотские запахи были возбуждающе тяжелы, порой невыносимы. Ни разу за все дни и ночи Веру не захотелось оставить землю и взлететь в небо.

В утро после визита Элия Вер внезапно почувствовал не только насыщение, но и пресыщение, еще не зная, нашел он то, что искал, или потратил время зря. Он рассчитал красоток, наградив сверх таксы не скупясь, и выпроводил прелестниц за дверь.

А потом он летал над Римом несколько часов подряд и с каждым виражом находил город все прекраснее. Он облетел форум с его бесчисленными колоннами и памятниками знаменитым римлянам. Он приветствовал основателя Ромула на Священной дороге и крикнул «Здравствуй!» бронзовому Горацию Коклиту, легендарному герою, который сражался за свободу Рима, а не ради потехи. Вер помахал рукой как другу Марку Аврелию, что ехал неспешно на коне навсегда среди народа Великого Рима, один в толпе, но не над ней, любитель праведной жизни, все подчинявший долгу, даже свои чувства и чувства других. При жизни его не сочли достойным форума, но много лет спустя перенесли сюда, потеснив прочих. Арка Септимия Севера поражала своей мощью, но это была мощь солдата, а Веру не хотелось преклоняться перед ней. Вер облетел храм Юпитера с горящей золотом черепицей на крыше и полюбовался несущейся в небо квадригой, но опять же эта мощь не вдохновила его и не заставила восхититься. И огромные статуи Капитолия — Юпитер, Аполлон и Геркулес — не заставили его трепетать. Того, что он искал, не было в Риме. Не было даже в построенном в подражание прежней роскоши Квиринальском научном центре. Минерва, держащая в руках стеклянную земную сферу, была прекрасна, но не было в ее красоте всезнающей, охватывающей весь мир мудрости. Это была красота земной женщины.