Любовники по наследству - Анна Малышева

– И меня разочти, Вадя, – напомнил Семен Федорович. – Внакладе я или как?

– Мне бы в таком накладе быть, Семен Федорович! – усмехнулся Вадим.

– С кого получать? – сощурился Семен Федорович.

– Сейчас… Мне тоже… Итого, Андрей, с тебя на круг выходит… Вот, если хочешь, пересчитай! – Вадим указал на исписанное мелом сукно.

Марина увидела, как кровь отлила от лица Андрея. Он встал, с трудом распрямляя спину. «Что сейчас будет?» – со страхом подумала она.

– Андрюха, торопись! – увещевал его Сергей. – Я тебя сейчас отвезу…

Андрей проглотил комок. Закашлялся.

– Доллары у меня… – хрипло сказал он.

– Нет возражений. – Вадим спокойно смотрел на него. – По курсу посчитаем.

Андрей полез во внутренний карман пиджака, долго расстегивал его, наконец извлек оттуда пачку стодолларовых банкнотов.

Вадим вскрыл ее и пробежался по отогнутому краю.

– Этого не хватит, – сказал он.

– У меня… Нет больше… – тихо сказал Андрей. Он стоял наклонив голову, словно оглушенный ударом. Вадим в наступившей тишине посмотрел на него. Молча отсчитал несколько купюр.

– Вот, – протянул он Андрею. – Это тебе на дорогу, если так. За тобой долг. Оказия будет – вышлешь.

Андрей взял деньги, и, подхваченный под руку Сергеем, ушел. Марина еще слышала, как тот громко утешал его. Она тоже встала из-за стола. Вышла на кухню. Только теперь она поняла, в каком нервном напряжении находилась весь вечер. «Будто сама проиграла! – подумала она. – Как это, однако, ловко…» Она закурила. Постояла, глядя в черное окно. Улыбнулась, сама не зная чему. Улыбка скоро погасла. Она прислушивалась к тому, как в прихожей, коротко и сухо, прощались Семен Федорович и Ваня. Они больше не поддевали друг друга, и Вадим не разливался соловьем перед дорогими гостями. «Вот и осталась я с ним одна, – закусила губу Марина. – Вот уж теперь мне не отвертеться, придется признать, что я поняла, кто он такой… Не играть же мне дурочку, которая уверена, что это мирные старушки дулись в преферанс на шоколадные конфеты! Надо будет признать… Это надо сделать как можно естественнее… Впрочем, естественность эта будет вовсе неестественна. Разве нормальный человек может принять как должное тот факт, что живет под одной крышей с шулером? Но что мне делать? Потребовать, чтобы меня немедленно выпустили? Да это значит подписать себе смертный приговор… А если… – Ей пришла в голову ослепительная мысль. – А если Вадим с самого начала знал, что я все знаю?! Почему он не побоялся вводить меня в их компанию? Почему они вели себя так, как будто я уже с ними в сговоре?! Нет, не может быть! Он никак не мог узнать, что знаю все о нем! Как мне себя вести? Надо как можно спокойнее поговорить с ним на эту тему… Замалчивать нельзя – решит, что я себе на уме, что-то задумала…» – Она прислушалась.

В столовой Вадим задумчиво собирал смятые карты. Увидев ее, грустно улыбнулся, думая о чем-то своем. Потом опомнился.

– Устала? – спросил, бессильно улыбаясь.

– Немного. – Она поняла, что сейчас он в первый раз назвал ее на «ты».

– Вот, посчитай… – протянул он ей пачку долларовых купюр. Она не прикоснулась к деньгам. Отошла к окну, все время не сводя с него глаз. Он вздохнул и опустился в кресло. Его руки, теперь неподвижные, расслабленно свисали с подлокотников.

– Я устал… – жалобно сказал он, покачивая головой. – Так устал…

Его голос замер. Он прикрыл глаза.

– Одного я не понимаю, – сказала наконец Марина, глядя на его обессилевшие руки, – как тебе это удается?

Часы долго отзванивали полночь.

– Все очень просто, – объяснял Вадим. – Это делается так…

Свет в столовой был притушен, горела только одна лампа в углу, на столике, освещая часть ковра и золотых амуров, дравшихся на часах. Часы показывали половину первого.

Марина сидела в кресле чуть сбоку от Вадима, в тени. Он курил, и в облаке легкого голубоватого дыма то появлялось, то исчезало его худощавое нервное лицо. Теперь он казался старше – может, потому, что не улыбался.

– Колода мне известна. Я ее помечаю перед каждой игрой, каждый раз новую, конечно. Вот эта, например, уже не годится. – Он махнул рукой на стол. – Если колода не новая, у клиента не будет доверия. А оно необходимо, особенно на первых порах. Потом-то он сам себя уже не помнит, ничего не видит. Я сдаю всем карты, смотрю на рубашки, считаю… Ну, или играем в открытую, не важно… В закрытую – если клиент особенно недоверчив, как вот этот… Словом, моя главная обязанность – дать всем нужный прикуп. В руках у меня колода, я знаю, какая карта лежит наверху. Сразу считаю, кому ее дать. Делаю знак – у каждого свой – этот человек прикупает. Есть еще знаки перебрать, набрать очко или нужную сумму очков…

– Постой, как же так? – перебила Марина. – Ведь ты берешь карту снизу колоды! Я видела!

– Обман зрения. Это кажется, что беру снизу. Туда идут пальцы. А карты идут сверху. Элементарно!

– Ну, для кого как! – заметила Марина.

Она поежилась, удобнее устраиваясь в кресле. Ее беспокойство понемногу проходило. Объяснение состоялось и прошло мирно, как будто все случившееся в этот вечер было делом обычным. И как ни странно, теперь эта квартира казалась ей уютной. А к Вадиму она почувствовала что-то весьма похожее на уважение. После того как она увидела его «за работой», окончательно убедилась, что рядом с ней человек талантливый и необычный. «Почему я совсем не возмущена? – спрашивала она себя. – Может, я преступная натура?»

Часы громко стучали, подчеркивая тишину, стоявшую в в квартире.

– Но послушай, – решила она продолжить начатую тему. – Ну, всем своим, положим, ты даешь то, что хочешь, они видят, что должны прикупить… А клиент? Вот он захочет прикупить, тебе надо, чтобы у него было очко, а наверху лежит карта, с которой он переберет? Тогда как?

– Ему не дадут прикупить! – спокойно ответил Вадим. – Видишь ли, с самого начала мы все ориентируемся на клиента. Я сразу считаю, сколько у него, если я держу нужный прикуп, даю всем знак ждать, и тогда никто не будет прикупать – будут думать, пока он сам не попросит карту… В этом шуме незаметно, что клиента придерживают… Ну а если он все-таки пробьется вперед и прикупит – не беда, в следующий раз пересчитаем по-своему.

– Но это очень трудно! – сказала изумленно Марина. – Ты же постоянно должен за всем следить, считать… Это такое напряжение!

– Это труднее, наверное, чем дирижировать оркестром, – сознался Вадим. – Несколько часов за столом – страшная нагрузка на глаза, нервы, память… Наконец, на мускулы лица и рук.

Марина присмотрелась и заметила, что кожа под его левым глазом слегка подергивалась.

– Танюша… – обратился он к ней, слабо улыбнувшись. Улыбнулись губы, глаза не изменили своего выражения. Они больше не блестели – погасли, ушли в тень. – Танюша, я не так рад сегодняшнему удачному вечеру – он, по правде говоря, не мог быть неудачным, – сколько тому, что мы, наконец, с тобой объяснились… Честно говоря, трудно ломать комедию, живя под одной крышей с человеком, который тебе не доверяет. А я видел, что все эти дни ты мне не доверяла. Понятно почему – после Делона и его теплого приема ты уже никому не верила.