Римская диктатура последнего века Республики - Нина Чеканова

На 65 г. Цезарь был избран курульным эдилом. Эта должность не была обязательной при прохождении магистратур. Однако лица, отказавшиеся от ее исполнения, не могли рассчитывать на широкую поддержку в случае соискательства следующих магистратур (Cic. De off., II, 58). Коллегой Цезаря в этой должности был М. Кальпурний Бибул, связанный с авторитетнейшими римскими политиками. Чтобы не потеряться на общем политическом фоне и еще раз заявить о себе, Цезарь в определенной степени должен был, во-первых, превзойти своего коллегу по должности; во-вторых, дистанцироваться от политических лидеров. Разумеется, не случайно эдилитет Цезаря запечатлелся в памяти современников безумной пышностью и щедростью. В должности эдила Цезарь украсил комиций, форум, провел гладиаторские игры и травли животных (Suet. Iul., 10). Плутарх сообщал, что во время гладиаторских боев все убранство и вооружение было из серебра (Plut. Caes., 5; ср.: Plin. H. N., XXXIII, 16, 53). На проведение всех этих мероприятий Цезарем, по-видимому, были израсходованы колоссальные средства: к 61 г. его долги составили 25 млн. сестерциев (Арр. В.С., II, 8)[52].

В политическом отношении самым ярким событием этого эди-литета было восстановление марианских трофеев в честь побед над Югуртой, кимврами и тевтонами (Vell., II, 43, 4; Plut. Caes., 6; Suet. Iul., 11). Некоторые исследователи оценивают эти акции Цезаря как заявку на проведение «революционной политики». Другие дают более сдержанные характеристики, подчеркивая, что таким образом Цезарь продемонстрировал свое стремление восстановить партию популяров, объединить и возглавить «демократические силы». Современникам, судя по сообщениям Плутарха, история с трофеями Мария не представлялась однозначной. Сам античный автор не сомневался, что это было сделано Цезарем, но он подчеркивал, что марианские трофеи были выставлены без свидетелей, ночью; тем не менее при столь неясных обстоятельствах общественное мнение приписало эту акцию Цезарю. По сведениям того же Плутарха, на заседании сената, созванного по этому поводу, Цезарь оправдался (Plut. Caes., 6): аргументом, на наш взгляд, могло быть лишь отрицание принципиальных промарианских настроений. Учитывая эти соображения, а также прямое свидетельство Светония о том, что демонстрация марианских трофеев была предпринята Цезарем в отместку за сопротивление сената в вопросе о предоставлении ему чрезвычайного наместничества в Египте (Suet. Iul., 11), можно заключить, что и в данном случае Цезарь имел в виду прежде всего личные цели, более всего стремился противопоставить себя влиятельной сенатской factio, не обнаруживая принципиальной партийно-политической позиции.

Избранная Цезарем линия политического поведения обнаруживается и в его отношении к «заговору Катилины» (66—62 гг.) и катилинариям. Античная традиция не сохранила подробных и однозначных данных, на основании которых можно было бы судить о роли и степени участия Цезаря в выступлении Катилины. Саллюстий, который в целом подробно изложил события «заговора», в том числе и события 66—65 гг. (Sail. Cat., 18), и обстоятельно определил политическую роль Красса в этих событиях (Sail. Cat., 17, 7; 19; 48, 4—9)[53], даже не упоминал имени Цезаря, а все обвинения против него считал ложными (Sail. Cat., 49). Цицерон, выступивший в 63—62 гг. вдохновителем и организатором расправы с Катилиной и его сторонниками, очень коротко говорил о событиях 66—65 гг. (Cic. In Cat., I, 5; ср.: Pro Миг., 81; Pro Sulla, 81) и при этом ни разу не сделал ни малейшего намека на участие Цезаря в «заговоре Катилины»[54]. Имя Цезаря в речах Цицерона по этому поводу вообще впервые и единственный раз возникло лишь после выступления Цезаря в сенате 5 декабря 63 г. (Cic. In Cat., IV, 7). Смутное упоминание о «заговоре тех, что домогались консульства» на 65 г., есть у Ливия (Liv. Per., 101). В другом месте Ливии называл некоторых сторонников Катилины, в том числе, например, претора 63 г. Лентула, однако о Цезаре, преторе-десигнате на 62 г., он не упоминал (Liv. Per., 102)[55]. Аппиан начинал изложение событий, связанных с Катилиной, лишь с 64—63 гг. и вообще ничего не говорил о заговоре 65 г. (см.: Арр. В. С., II, 2), а вопрос о причастности Цезаря к заговору 63—62 гг. относил к категории слухов (Арр. В. С., II, 6). Плутарх на событиях 63— 62 гг. останавливался очень бегло и подчеркивал, что реальное отношение Цезаря к «заговору Катилины», оказывал ли он тайную поддержку и выражал ли сочувствие заговорщикам, осталось неизвестным (Plut. Caes., 7). Дион Кассий вообще не останавливался на этой проблеме, а Веллей Патеркул даже о речи Цезаря в сенате говорил анонимно (Vell., II, 35, 3).

Связная версия событий и роли Цезаря в «заговоре Каталины» сложилась довольно поздно и изложена лишь у Светония (Suet. Iul., 9;14, 1—2). Это дает нам основание предположить, что хотя Светоний и называл в качестве своих источников информации существовавшую во времена Цезаря и утраченную на сегодняшний день традицию («Историю» Танузия Гемина, эдикты Марка Бибула, речи Гая Куриона Старшего и даже одно из писем Цицерона к Аксию — Suet. Iul., 9, 2), его изложение имеет характер авторской реконструкции. Не вдаваясь сейчас в вопрос о развитии движения Каталины, отметим, что невозможно объективно и с достаточной полнотой решить вопрос об участии Цезаря в этом событии. Все заключения по этому поводу неизбежно принимают характер более или менее точных реконструкций, поскольку в конечном итоге обвинения Цезаря в причастности к планам и действиям катилинариев опираются на единственное бесспорное основание — его речь в сенате 5 декабря 63 г. (Sail. Cat., 52,16; Plut. Caes., 7— 8; Cato Min., 23; App. В. С., II, 6; ср.: Vell., II, 35, 3) — и остаются недоказанными (Sail. Cat., 49; Suet. Iul., 17, 1—2). В связи с этим некоторые исследователи вообще не признают участия Цезаря в выступлении Каталины, т. к. не видят возможных оснований для этого. По мнению Г. Буассье, например, Цезарь уже в это время выступал как самостоятельный политик и, имея в виду некоторые чрезвычайные политические перспективы, не был заинтересован в каких-либо компрометировавших его мероприятиях. С. Л. Утченко считал факт заговора 65 г. весьма «сомнительным».