Охота на ведьму - Астрид Фритц

Крамер едва не налетел на монаха, поспешно двигавшегося ему наперерез в клуатре. Он узнал брата Мартина. Только этого ему сейчас не хватало!

– Слава Иисусу Христу!

– Во веки веков, аминь, – резко ответил Генрих. – Разве молитва Девятого часа уже завершилась?

В тот же момент он заметил, что пение монахов в церкви умолкло.

– Да, отец приор, только что. Как хорошо, что вы вернулись к нам в добром здравии. – На губах юноши проступила слабая улыбка. – Наш субприор послал меня спросить вас, желаете ли вы созвать собратьев на собрание, чтобы поведать о днях, проведенных вами в Инсбруке.

– Я успею заняться этим после вечерни.

– Так значит, ваша поездка в епископство Бриксен прошла успешно?

Генриху почудилось или в голосе Мартина действительно прозвучала насмешка?

– Дождись моего выступления. А брату Бенедикту передай, что я присоединюсь к моим собратьям на вечерне, до того же хочу поработать у себя, потому меня не следует беспокоить.

Он уже собирался отвернуться и отправиться домой кратчайшей дорогой, когда ему вспомнилось одно душеспасительное намерение, уже несколько дней не шедшее у него из головы.

– Да, еще кое-что, брат Мартин. – Он удержал юношу за рукав. – Завтра я намерен навестить твоего отца. Если хочешь, можешь сопроводить меня.

– Моего отца?

– Да. Речь пойдет о Сюзанне. Незадолго до моего отъезда она поделилась со мной своей мечтой принять постриг. Сейчас я хочу убедить твоего отца в том, что в доминиканском монастыре Сюло ей будет житься хорошо.

– В этом нет необходимости. – Лицо брата Мартина застыло. – Сюзанна вышла замуж и живет в Страсбурге.

– Я не ослышался? – Крамер почувствовал, как в висках у него застучало. – Вышла замуж? Не за того ли старого торгаша?

– Ее мужа зовут Симон Зайденштикер. А теперь простите меня, пожалуйста, отец приор. Мне тоже нужно работать.

Но Генрих все еще держал его за рукав. Стук в висках усилился.

– Это… это невозможно, – выдавил он. – Она должна была дождаться моего возвращения и уйти в монахини.

– Моя сестра никогда не хотела становиться монашкой.

– Так значит, ты действительно полагаешь, что она предпочла брак монастырской жизни? Нет, нужно было предотвратить случившееся!

– Почему? В заключении брака нет ничего дурного.

– Ничего дурного?! Ты ведь образованный проповедник, вспомни об Отцах Церкви! К примеру, у Амвросия Медиоланского сказано, что брак отнимает дарованное Творцом девство и супругам надлежало бы стыдиться сожительства своего. Августин же говорит о «позорном пятне брака, непристойности грешащих и огне распутства»[149]. В «Началах» Катона читаем о том, что брак не чист и не свят и есть лишь средство утоления вожделения. У Тертуллиана: «Помыслы плотские суть смерть», и брак «потому только благо, что лучше ужасной казни»[150]. У Иеронима Стридонского говорится о том, что Иисус отрекся от семьи своей, а потому брак и семья противоречат христианству.

В какой-то момент ему все же пришлось перевести дух. Брат Мартин ошеломленно молчал. На противоположной стороне галереи монахи, направлявшиеся в свои кельи, с любопытством смотрели на приора.

– Вы забываете, что брак для нас, христиан, священен, ибо брак есть таинство.

– Да, но брак – последнее из таинств, и не без причины. Он зиждется лишь на ветхозаветном «плодитесь и размножайтесь» и, конечно, направлен на предотвращение блуда. Апостол Павел считал брак морально недостойным, пусть он и говорил, что лучше жениться, чем поддаться похоти – «ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться»[151]. В целом же размножение лишено смысла из-за предстоящего конца света.

С этими словами Генрих оставил молодого монаха. «Да какое мне дело до этой бабы», – подумал он, подобрав подол хабита, и поспешно покинул клуатр.

Страсбург, март 1486 года

Зима с ее долгими вечерами немного сблизила меня с Симоном. После того как Марга перестала донимать меня угрюмыми неодобрительными взглядами во время вышивания, рукоделие даже начало приносить мне удовольствие, и я уже вышила несколько красивых чехлов на подушки в гостиную. По вечерам мы часто сидели у печи при свечах, я вышивала на пяльцах, Симон читал одну из своих книг. Кроме того, он стал чаще обедать со мной и не возражал, когда я время от времени наблюдала, как он работает в кабинете. Иногда там царили шум и гам, когда караванщики и купцы собирались обсудить дела, иногда же в кабинете оставались только Симон и Убельхор – вели счетные книги и книги заказов. То были огромные тома в кожаных переплетах, занимавшие половину пюпитра, и в такие дни слышался только скрип перьев по бумаге. Зрение у обоих купцов было уже не то, что в молодые годы, и потому, становясь писать, они надевали очки. На узком длинноносом лице Симона это новомодное изобретение смотрелось особенно забавно, и вначале мне приходилось сдерживать смех, чтобы не обидеть его – я ведь знала, насколько он тщеславен.

Благодаря времени, проведенному в кабинете, я поняла, сколь обширными познаниями в разнообразнейших отраслях обладают представители купеческого сословия и насколько они образованны. Большинство купцов говорили на нескольких языках, успели побывать в далеких уголках мира, разбирались в заморских монетах, мерах и весах, знали, кто какой страной правит и какие там законы и предписания. Некоторые из них даже встречали в своей жизни настоящих мавров и повидали таких диковинных зверей, как верблюды и слоны.

Той зимой я постепенно начала чувствовать себя в Циммерлейте как дома. Кроме того, Рождество прошло просто прекрасно – папа с Грегором и Марией гостили у нас целых три дня, к счастью, погода выдалась теплая, зима еще не вступила в свои права. Конечно, мне было очень жаль, что Мартин не приехал с ними. По какой-то причине приор запретил ему покидать монастырь на Рождество.

Остальные же провели немало беззаботных часов в уюте, наслаждаясь обществом друг друга в жарко натопленной гостиной, на праздничной ярмарке и даже сходив в ресторан для знати после рождественской мессы. Бедная Клер дневала и ночевала у печи, чтобы подать нам на стол вкуснейшие яства, но когда я, терзаясь угрызениями совести, прокралась к ней в кухню, она заверила меня с веселой улыбкой, что стряпня ей в радость. «К тому же и нам тут всякие вкусности перепадают», – добавила она.

Пока у нас гостила моя родня, Симон будто расцвел, рассказывая веселые истории о своих давних путешествиях в далекие страны. Еще никогда я не видела, чтобы он так часто улыбался, даже пару раз посмеялся от всей души. Похоже, ему действительно нравился мой отец. Когда настало время нам расставаться, меня охватила грусть, хоть Симон и пообещал мне, что мы поедем в Селесту на Пасху.