Смерть на мосту - Тэйлор Адамс

десять футов, разделяющих полицейского и подозреваемого? Я тебе это объяснял, Лена.

Она почувствовала его горячее дыхание у себя на лице. Порезы на щеках горели. Он схватил ее руки огромными лапищами и сжал, словно в тисках, пытаясь отобрать у нее «Беретту».

Пистолет выстрелил в небо. Разрывающий барабанные перепонки грохот.

Для человека, получившего три пули в грудину, капрал Райсевик все еще оставался поразительно силен. Лена держала оружие двумя руками, а он мотал ее из стороны в сторону, словно тряпичную куклу, толкая ее назад. Он впился в нее так, как может впиться зубами питбуль. Единственное преимущество – она его смертельно ранила. Ей просто требовалось не выпускать оружие, пока этот гигант в наручниках не истечет кровью, пока его глаза не станут безжизненными.

Но его взгляд все еще был полон жизни.

Его улыбка стала шире, он жарко дышал. Лена чувствовала тошнотворный сладкий запах его пота. Что-то пошло не так.

Легкий звон. Между ними упал какой-то маленький предмет. Монета? Лена боялась смотреть вниз, не сводила глаз с Райсевика. Пыталась выглядеть бесстрашной. Имело значение только оружие в ее сжатых руках с побелевшими костяшками пальцев. Она не собиралась его отдавать.

Еще два странных звука – звяк, звяк – и она почувствовала ужас в груди, словно мотылек коснулся ее крыльями. Райсевик еще сильнее растянул рот в улыбке, теперь Лена могла сосчитать все его зубы и рассмотреть зубные камни. Он словно бросал ей вызов: «Ну, погляди вниз». Он хотел, чтобы она увидела, что там упало.

«Не смотри туда, Лена. Он просто хочет отвлечь твое внимание».

Но она должна была посмотреть.

«Не надо…»

Она посмотрела.

На дороге валялись три металлических предмета. Сплющенные, словно шляпки грибов. Их сдавило после столкновения с твердым и непроницаемым щитом – тем, что было надето у него под формой. Она вспомнила странные звуки, которые слышала несколько часов назад, когда он похлопал себя по груди. Что-то похожее на треск, как в лампе накаливания.

«На нем надет…»

Райсевик вздернул ее вверх. Ну и сила! Ноги Лены оторвались от бетона, она оказалась в невесомости, словно ее крутило в центрифуге. Так в детстве ее качал дядя, у которого она проводила лето. Воздух свистел в ушах – а потом она врезалась позвоночником в дверцу «Доджа». Ребра пронзила острая боль, весь воздух выбило из легких. Лена с хрипом закричала, не узнавая свой голос.

А он снова поднял ее вверх и впечатал в машину. Так повторилось еще несколько раз. Она почувствовала, как дверца «Доджа» прогнулась внутрь, окно треснуло и рассыпалось. «Беретта» опять выстрелила, пуля пролетела в нескольких дюймах от ее лица, в ушах зазвенело, обоих словно окатило взрывной волной, но она все равно не выпускала оружие, держала пистолет двумя руками, отказываясь уступать, не желая сдаваться. Ее указательный палец попал в капкан за спусковым крючком.

– Отпусти, Лена.

Она почувствовала яростное дыхание Райсевика у себя на лице. Она даже не успела ответить, как этот огромный мужик снова поднял ее над землей и снова врезал ею по патрульной машине, на этот раз лицом по передней панели. Лена почувствовала, как у нее хрустнула скула, она прикусила язык, и из него брызнула кровь. Машина сотряслась от удара.

Магнитофон соскользнул с капота и с грохотом повалился на бетон. Кассета все еще крутилась, запись продолжалась, запечатлелся каждый удар, каждый вздох и крик.

– Мама и папа! – закричала Лена, глядя на магнитофон. – Я так вас люблю…

– Они тебе не помогут, Лена.

– Кэмбри не кончала жизнь самоубийством! – закричала она еще громче, когда Райсевик снова поднял ее и на этот раз швырнул ее на капот. – Я нашла ее убийц!

– Чего ты стараешься? – проворчал Райсевик. – Я все равно его разобью.

– Я всегда буду с тобой, мама, – она пыталась высвободиться, когда Райсевик высоко поднял их сцепленные кисти, в которых был пистолет. – Что бы он со мной ни сделал, Кэмбри не в аду.

Он опять поднял ее. Ну и силища! Вытянул вверх ее руки. На мгновение плечи этой гориллы по имени капрал Райсевик закрыли собой красное солнце, его бицепсы чуть не разорвали рукава, а потом он врезал алюминиевой задней частью ствола ей по виску – словно кастетом или дубинкой. Из глаз у нее полетели искры. В голове что-то хрустнуло, звук напомнил раскалывающееся стекло.

– Мама, – из горла вырвался булькающий звук – рот наполнился кровью. Передний зуб теперь шатался, и ее последнее слово прозвучало как свист: – Мама!

Райсевик снова поднял «Беретту» в их руках. Словно дубинку, прямо над ее лицом…

– Мама, Кэмбри не в аду…

Он сломал ей нос – послышался жуткий хруст, потекла кровь. Было ощущение, что внутри взорвалась петарда, пазухи носа вылетели, перед глазами возникла красная пелена, лицо горело огнем. Лена слегка ослабила хватку на пистолете, и Райсевик чуть не вырвал его из ее сжатых пальцев.

Но она его удержала.

– Отпусти, – он тяжело дышал ей в лицо. – Просто отпусти…

– Отпусти, Кэмбри.

Она держится руками за ограждение, большие пальцы ног стоят на самом краю. Кэмбри моргает, пытаясь избавиться от холодных слез. Голос Райсевика у нее за спиной становится мягче, почти сочувствующий, успокаивающий.

– Пожалуйста. Отпусти, – он подошел ближе, опустив черную винтовку. – Я не хочу в эти выходные ехать убивать твоих родственников. Я не хочу стрелять в твоих родителей, когда они лежат в кровати. Я не хочу проскальзывать в квартиру Лены как тень и перерезать ей горло. Я не такой. Я не подлец.

Кэмбри закрыла глаза. Его голос приближается.

– Пожалуйста, Кэмбри. Пожалуйста, не заставляй меня делать все эти ужасные вещи. Я не плохой человек.

Нет. Она сильнее сжимает ограждение. Нет, он врет, и больше всего себе. Райсевик тот еще мерзавец. Он жуткий человек. Он хуже, чем само зло. Это вирус с номером социального страхования. Это ходячее, говорящее насекомое высотой шесть футов.

– Шесть, – считает он. – Кэмбри, ты можешь их спасти…

Она зацепилась за ограждение локтями, словно крюком, и смотрит вниз. Вероятно, к этому времени ее глаза уже привыкли к темноте. Она довольно четко видит то, что находится высоко над обрывом. Она видит ботинки, которыми она впивается в край моста и от которых до дна пересохшего русла двести футов – русла, покрытого гравием, валунами, светлыми кусками дерева и корягами, принесенными сюда водой. Немногим дано увидеть то, что вот-вот тебя убьет.

О чем думала моя сестра перед смертью?

Могу только догадываться.

Та девчонка, что вывела из строя туалет, когда мы учились в