Смерть и немного любви - Александра Маринина

– Он не подонок, – возразила она. – Он оченьхороший.

– Да он же тебя растлил, какой же он хороший. Тебепятнадцать лет было, это ж статья уголовная, ты что, не соображаешь?

– Но я его любила, – кинулась Лариса защищатьсвоего возлюбленного. – Я же сама хотела, он меня не растлевал. Не смейтетак говорить о нем.

– Любила ты. – Он презрительно скривился. –Да твой Сережа тебя в грош не ставит, а ты говоришь: «Любила». Увидел телкумолоденькую, свеженькую, которая умирает от желания, аж мокрая вся сидит, такпочему не попользоваться? Плевать он хотел на твою любовь и на твоипереживания. Вон приспичило ему – пошел и изнасиловал первую попавшуюсядевушку, хотя ты его целыми днями ждешь не дождешься. Да и сама ты ничем нелучше его. Он девушку изнасиловал и избил, а ты его покрываешь, следователяобманываешь. Ты же такая же женщина, как и она. Неужели тебе не жалко ее?Себя-то поставь на ее место.

– Была я на ее месте, – тихо сказалаЛариса. – Я же рассказывала.

– Э, нет, то совсем другое. Ты по глупости своейпострадала, сама виновата, что потащилась с незнакомыми парнями в подвал.Музыки тебе захотелось, видишь ли! А она-то чем виновата? Тем, что твоемудружку в штанах приперло? Ты себя с ней не равняй, сучка похотливая. Ты вдесять, нет, в сто раз хуже ее. Ты такая же дрянь, как твой хахаль. Он надтобой измывается, а ты терпишь, значит, ты ничем не лучше его. Что заслужила,то и получила.

– Я люблю его, – произнесла она еле слышно. –Я ничего не могу с этим сделать. Я пробовала уйти от него, но поняла, что немогу. Он меня как околдовал.

Она все еще надеялась откровенностью и искренностью вызватьв нем хоть какие-то человеческие чувства. Но ее мучитель распалялся с каждойсекундой все больше, глаза засверкали недобрым огнем, губы побелели. Ларисапоняла, что просчиталась, что все оборачивается совсем не так.

– Да как его можно любить, этого козла вонючего! –Он уже почти кричал. – Любят головой, а то, что ты делаешь, ты делаешьсовсем другим местом. Спасти его хочешь? Морочишь мне голову, что не знаешь, комузвонить и кого просить? Врешь ты все, грязная потаскуха!

Он вскочил и снова затолкал ей в рот тряпку и залепилпластырем. Лариса закрыла глаза. Сейчас он будет ее бить. Господи, как жевынести это…

Первый удар пришелся в промежность, второй – в живот.

– Передком меня купить хотела? Думала – растаю? Невышло у тебя ничего, сучка, и не выйдет, – приговаривал он, методичнонанося несильные, но очень болезненные удары.

Из ее горла вырывались глухие булькающие звуки, из глазснова покатились слезы. Она лежала на полу связанная, голая, совершеннобеспомощная и мечтала только об одном: умереть.

* * *

Настя и Антон проверили уже больше половины фамилий, которыебыли в списке подавших заявления и которых не оказалось в спискезарегистрировавших браки. В основном это были молодые женщины в возрасте додвадцати трех–двадцати пяти лет. Тех, кто постарше, разыскивали, ездили к нимдомой или на работу, спрашивали, почему не состоялась свадьба. Причины былиразные: тут тебе и автоавария, из-за которой жених попал в больницу надолго, иизмены, предательства, глупые ссоры, вмешательство родителей, корысть. Но ниодна из женщин, во-первых, не была даже отдаленно похожа на ту, чья фотографиябыла сделана в загсе Антоном Шевцовым, а во-вторых, не производила впечатленияпсихически нездоровой.

Они возвращались домой к Насте и снова принимались засписки.

– Яцеленко и Дубинина.

– Дубинина, 1974 года рождения.

– Нарозников и Острикова.

– Тоже молодая, 1972 года.

– Ливанцев и Аллеко.

– Аллеко?

Антон поднял голову от расстеленных на полу списков.

– Настя, ты все-таки занесла вирус в машину.

– С чего ты взял? Что-нибудь не так?

– Я точно помню, что видел эту пару фамилий в числевступивших в брак. Редкая фамилия, я несколько раз на ней спотыкался.

– Может, она за другого вышла замуж. Проверь,пожалуйста.

Антон стал медленно двигаться на коленях вдоль длинных полосбумаги, всматриваясь в мелкие буквы.

– Я точно помню, что видел Ливанцева и Аллеко. Куда жеони делись? Ведь были же… А, вот они. Точно, Ливанцев и Аллеко.Зарегистрировали брак в апреле 1993 года.

– Ах ты черт, неужели действительно вирус?

Настя не на шутку расстроилась. Если окажется, что базаданных и программа испорчены и компьютер выдает совсем не те фамилии, значит,придется все переделывать сначала. Хуже того, переделывать вручную. Сличатьсписки вслух и на глазок. Работы на год…

Внезапно ее осенило. Ведь в соответствии с программойкомпьютер должен был выдать ей те пары фамилий, которые не повторялись дважды,то есть которых не было в обеих базах данных. Они-то исходили из того, чтотакие фамилии могут появиться только в том случае, если жених и невестаподавали заявление, а брак не регистрировали. Но ведь могло быть и наоборот:они зарегистрировали брак, не подавая заявления. Конечно, не положено, но завзятку чего не сделаешь. И не такое бывает. Надо непременно это проверить.Может быть, никакого вируса в компьютере и нет и можно спокойно работатьдальше.

– Антон, ищи быстренько среди подавших заявления этупарочку. Если их там нет, то все в порядке, машина не заражена.

Шевцов снова пополз по полу вдоль разложенных списков.

– Есть, – сказал он, удивленно поднимаяголову. – Ливанцев и Аллеко подали заявление в октябре 1992 года.

– Значит, все-таки вирус, – тяжело вздохнулаНастя. – Столько работы псу под хвост. Обидно! Ладно, пошли на кухню,сделаем перерыв и начнем все сначала и вручную. Не удалось мне приспособитькомпьютерную технологию к раскрытию преступлений.

Она заварила свежий чай для Антона, себе налила растворимыйкофе. Настроение испортилось, даже хотелось расплакаться от обиды.

– Кстати, а почему у них был такой большой срок? –задумчиво произнес Шевцов, откусывая огромный кусок от сделанного Настейбутерброда.

– Ты о чем? – не поняла она.

– Они же подали заявление в октябре, а регистрировалисьв апреле. Полгода. Таких сроков не бывает, максимум три месяца.

– Ты, наверное, перепутал, – устало махнула рукойНастя. – Глаза устали, внимание рассеивается, посмотрел не на ту строчку.

– Да нет же, – стал горячиться Антон. – Ясовсем не устал. Я не мог перепутать.

– Мог, мог. Еще чаю налить?

– Да не мог же! Ты что, не веришь мне?

– Слушай, чего ты так разволновался? – удивиласьНастя его горячности. – Ну подумаешь, месяц перепутал. Главное – фамилии.