Ведьмак - Анджей Сапковский

— Оно и видно, — фыркнула Мэва.

Демавенд, отвернувшись, изучал гербовые щиты на стенах зала, легкомысленно при этом улыбаясь, совсем так, будто не о его королевстве шла речь и торг.

— Достаточно, — засопел Хенсельт, поводя вокруг диким взглядом. — Достаточно, клянусь богами, потому как меня сейчас кровь зальет. Я сказал: ни пяди земли. Никаких, то есть абсолютно никаких возвратов захваченного! Я не соглашусь на уменьшение моего королевства даже на пядь, даже на полпяди земли! Боги доверили мне часть Каэдвена, и только богам я ее уступлю! Нижняя Мархия — наши земли… Эти… Эти… Энти… А, курва, этнические, во! Нижняя Мархия веками принадлежала Каэдвену…

— Верхний Аэдирн, — снова заговорил Дийкстра, — принадлежит Каэдвену с прошлого лета. Точнее, с двадцать четвертого июля прошлого года. С той минуты, как туда вступил каэдвенский оккупационный корпус.

— Убедительно прошу, — сказал Шилярд Фиц–Эстерлен, хотя его никто не спрашивал, — запротоколировать ad futuram rei memoriam,[113]что империя Нильфгаард не имела ничего общего с данной аннексией.

— Если не считать того, что именно в это время она грабила Венгерберг.

— Nihil ad rem![114]

— Да неужто?

— Господа! — напомнил Фольтест.

— Каэдвенская армия, — прохрипел Хенсельт, — вступила в Нижнюю Мархию освободительницей! Моих солдат встречали там цветами! Мои солдаты…

— Твои солдаты… — Голос короля Демавенда был спокоен, но по его лицу было видно, чего ему стоит это спокойствие. — Твои разбойники, ворвавшиеся в мое королевство с бандитскими воплями, убивали, насиловали и грабили. Господа! Мы собрались здесь и сидим уже неделю, размышляя, как должна выглядеть картина будущего мира. О боги, неужели это будет мир преступлений и грабежей? Неужели сохранится бандитское status quo? Неужели награбленное добро останется в руках разбойников и грабителей?

Хенсельт схватил со стола карту, разорвал ее и швырнул в Демавенда. Король Аэдирна даже не шелохнулся.

— Моя армия, — прохрипел Хенсельт, а его лицо налилось цветом доброго старого вина, — отвоевала Мархию у нильфгаардцев. Твое, прости господи, королевство тогда уже прекратило существование, Демавенд. Скажу больше: если б не моя армия, у тебя сегодня вообще никакого королевства не было бы. Хотелось бы взглянуть, как без моей помощи ты изгоняешь Черных за Яругу и Доль Ангру. Поэтому можно без особых преувеличений утверждать, что ты остался королем по моей милости. Но здесь и сейчас моя милость кончается! Я сказал: не отдам даже пяди моей земли! Не позволю уменьшить мое королевство!

— А я — мое! — встал Демавенд. — Нам не договориться!

— Господа, — примиряюще сказал Кирус Хеммельфарт, иерарх Новиграда. — Наверняка возможен какой–то компромисс…

— Империя Нильфгаард, — снова заговорил Шилярд Фиц–Эстерлен, обожавший встревать ни с того ни с сего, — не примет такого договора, коий нанесет вред Стране Эльфов в Доль Блатанна. Если это необходимо, я еще раз прочту господам содержание меморандума…

Хенсельт, Фольтест и Дийкстра фыркнули. Демавенд взглянул на императорского посланника спокойно и почти доброжелательно.

— Ради общего блага, — заявил он, — и ради мира я признаю автономию Доль Блатанна. Но не как королевства, а как княжества. При условии, что княгиня Энид ан Глеанна принесет мне ленную присягу и обязуется уравнять в правах и привилегиях людей и эльфов. Я готов на это, как уже сказал, pro publico bono.

— Вот, — произнесла Мэва, — речи истинного короля.

— Salus publica lex suprema est,[115]— сказал иерарх Хеммельфарт, уже долгое время ждавший оказии продемонстрировать свое знание дипломатического сленга.

— Однако добавлю, — продолжал Демавенд, глядя на надувшегося Хенсельта, — что уступка в отношении Доль Блатанна не прецедент. Это есть единственное нарушение целостности моих земель, на которое я соглашаюсь. Никакого другого раздела либо захвата я не приемлю. Каэдвенская армия, вторгшаяся в пределы моего королевства агрессором и захватчиком, должна в течение недели покинуть беззаконно оккупированные укрепления и замки Верхнего Аэдирна. Таково условие моего участия в переговорах. А поскольку verba volant,[116]мой секретарь приложит к протоколу официальный демарш по данному вопросу.

— Хенсельт? — Фольтест выжидательно взглянул на бородача.

— Никогда! — заревел король Каэдвена, переворачивая кресло и вскакивая, будто ужаленный шершнем шимпанзе. — Никогда не отдам Мархии! Только через мой труп! Не отдам! Ничто не заставит меня сделать это! Никакая сила! Никакая, курва вас задери, сила!

А чтобы доказать, что и он не лыком шит и кое–чему научился, взвыл:

— Non possumus![117]

* * *

— Покажу я ему non possumus, старому дуралею! — фыркнула Сабрина Глевиссиг в комнате этажом выше. — Можете не сомневаться, милые дамы, я заставлю этого идиота признать требования, касающиеся возврата территорий, захваченных в Верхнем Аэдирне. Каэдвенские войска уйдут оттуда за десять дней. Это ясно. Двух мнений быть не может. Если кто–либо из вас, дамы, сомневается, то я, поверьте, имею право чувствовать себя задетой за живое.

Филиппа Эйльхарт и Шеала де Танкарвилль выразили свое одобрение кивками. Ассирэ вар Анагыд поблагодарила улыбкой.

— На сегодня, — сказала Сабрина, — осталось решить проблему Доль Блатанна. Содержание меморандума императора Эмгыра мы знаем. Короли, что сидят под нами, еще не успели обсудить этот вопрос, но уже высказали свое мнение. Занял определенную позицию также наиболее, я бы сказала, заинтересованный: король Демавенд.

— В позиции Демавенда, — сказала Шеала де Танкарвилль, кутаясь в боа из серебристых лис, — просматриваются признаки далеко идущего компромисса. Это позиция позитивная, продуманная и взвешенная. Шилярду Фиц–Эстерлену придется трудновато, если он пожелает добиваться референдума и заявлять протесты. Он будет препираться по меньшей мере сутки. А потом начнет отступать.

— Нормально, — отрезала Сабрина Глевиссиг. — Нормально и то, что наконец–то они где–то встретятся, о чем–то договорятся. Однако не будем ждать и сейчас же решим, что позволить им в конечном итоге. Францеска! Молви слово! Речь же идет о твоей стране.

— Именно поэтому, — обворожительно улыбнулась Маргаритка из Долин. — Именно поэтому я и молчу, Сабрина.

— Перебори гордость, — серьезно сказала Маргарита Ло–Антиль. — Нам надо знать, что можно дозволить королям.