Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

горы и виноградники. Понимаете? Это такое обостренное чутье дитяти асфальта на землю и волю.

Для меня не было "что Кабаков, что Синявский". Разницу в построении текстов я вполне себе чувствую. Я не чувствую разницы в одном: они оба не трогают меня ни за какое место. И оба не кажутся мне хоть чего-нибудь стоящими писателями, уж извините. Могу поспорить с вами на все что угодно: временем смоет обоих. Вот меня знаете, что поражает? Я больше во вкусовщину играюсь. И лингвистика, например, меня забавляет куда больше. И вот меня, не самого безвкусного читателя, поражает вот что: для моего поколения как литераторы эти люди почти исчезли, а вот та дрянь, которой я начиталась у Воронель — она осталась. Понимаете?

— Временем смоёт всё. И там где стол был яств, там гроб стоит. И Спаситель будет судить всех. А пока есть иерархия — и в ней все стоят на разных ступенях. Эта разница ощутима — если всмотреться.

— Давайте считать, что все, что находится ниже некоторой определенной ступени, я не рассматриваю, ага? А давайте не съезжать от Синявского к Спасителю, а? Такой пафос не стоит обсуждаемого литератора. Для меня и для большей части моего поколения литература, которую делали эти люди — "умерла так умерла". А то, как некрасиво они жизнь жили (живут) — осталось. Так понятней?

— Совершенно так же, отнюдь не понятней. Фигура Синявского, а он был умный человек, как раз в строю крепких литераторов второго ряда — именно потому что он умён. В каждой эпохе есть такие крепкие писатели второго ряда — без них жизнь невозможна. И Синявского я знаю очень хорошо.

А вот многих других смоет быстрее — они сейчас растворяются под дождём.

— Я ведь не против идеи исчезновения. Что ж? Правильно — и литература исчезает, прямо на глазах. Но непонятно по какому принципу вы выбрали первых учеников. Я написала свои впечатления о мемуарах Воронель и о тех, кто появляется в них в качестве персонажей. Больше никаких принципов. Перейду к мемуарам Василия Катаняна — будут другие персонажи. Надеюсь, что поприличнее. А читая про "крепкого писателя второго ряда" я скоро Лимонова полюблю, ей-Богу. Хоть живет смешно.

На самом деле меня действительно эти мемуары Воронель очень неприятно задели.

— Вы действительно не знаете истории с этими мемуарами?

— Нет. А откуда мне её знать? Я очень, очень мало связана с пишущими людьми. Максимум моего с ними общения — светские обеды и эстетские беседы в обществе. Я фамилию Воронель-то впервые в жизни увидела.

— В мемуарах Воронель (мемуарах со смещёнными акцентами — недаром за ними последовал поток разоблачений очевидцами, (как заинтересованными, так и нет)) — десятки людей. Составить себе представление об этих людях по мемуарам Воронель — всё равно что составить представление о жизни Ахматовой по речи Жданова в 1946 году. Повторяю, вы говорите очень странные вещи. Что не отменяет правильной мысли, что словесность размывается временем и многое превратилось в пар, облака и ветер.

— Я этого не знала. Что не отменяет общей неприязни к советской диссиде, уж простите. Я когда-то хотела снять документальный фильм, который бы начинался с выхода на Красную площадь восьми человек (по поводу пражских событий). Только дальше не про них рассказать, а про то, что стало с их близкими — родителями, детьми, мужьями-женами. Я кстати, не знаю, что — но полагаю, что ничего хорошего. Бюджета на этот фильм никто не дал — он не выгоден никому, никаким политическим течениям и никаким телеканалам. Но меня продолжает занимать тема фанатизма и той грани, когда человек начинает метать на алтарь идеи все и всех — не спрашивая их на то разрешения. Даже воры в советское время были порядочней по отношению к своим близким — они хоть семьи не заводили. Хотя — это мой взгляд очень со стороны. И очень из другого времени.

— Вы опять не обижайтесь, но у вас в голове ужасная каша. Я знаю подробности этого выхода на Красную площадь, причём подробности куда более шокирующие. То, что вы называете "советской диссидой" — очень сложное течение, разное в разное время, переплетение множества судеб, пушечного мяса политических баталий, мудрых мыслей, предательств, зашоренности и прочего. Я смотрю на всё это как паталогоанатом.

А вы, ужаснувшись виду дохлого тела, начинаете говорить странное и немного суетиться. Воры там у вас семьи не заводят — даже с ворами всё сложнее, чем в сказках о благородных ворах.

Ваши эмоции имеют отправной точкой сказочную книгу. То есть, Воронель ловили на сочинительстве все, кому не лень. Старик Яндекс только знает — сколько статей было по этому поводу написано. Причём это не отменяет того, что в кругах диссидентов отношения были разные, и люди разные. И много что там было.

Но, повторяю, вы сейчас будто человек, что написал: "Прочитала сейчас "Постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград" и речь Жданова — всё-таки, Ахматова была жутко распутная. Нет предела её падению. Жданов, наверное, не лучший человек, но надо задуматься — недаром ведь он её называет "блудницей".

— Я не думаю, что сравнение со Ждановым корректно. В любом случае все, что я когда-либо читала об отечественной диссиде, очень плохо пахло. Наверное, их нельзя собирать в одной банке, как пауков — а в эмиграции они так или иначе оказались варящимися в собственном соку.

Объясните тогда мне и моей каше — отчего я, человек, по рождению и воспитанию просто обязанный как минимум уважать этих людей, из всего, что я читала-видела-слышала о них, вынесла одну основную эмоцию — легкую брезгливость? Хотя это, наверное, касается не только диссиды… как сказал мой друг Унгард: "Каждый русский человек сам по себе очень хороший. Но как только трое русских соберутся — все, пиздец".

— Сравнение абсолютно корректно — вы взяли негодный источник (ставший притчей во языцех) и делаете эмоциональные выводы. Часть из них совпадает с действительностью, а часть удивительна. Я ведь вам о чём говорю? О том, что никто не спорит о том, что все оппозиционные движений весьма склочны.

Но: а) это не единственное их качество; б) они состоят из людей разной степени склочности; в) человек вообще нечист — как вы и я; г) а жизнь, тем не менее, прекрасна.

— С пунктом "г", несомненно, согласна. Полагаю при этом, что мы с вами люди поприличнее, ибо не считаем, к счастью, что нам всё можно, потому что мы за общее счастье боремся.

— Я не знаю почему