А. Смолин, ведьмак - Андрей Александрович Васильев

сливки в баллончике, и сосочки ими намазать? Чтобы послаще было.

Вот же огонь-девка. Только-только вроде боялась эту тварь, а теперь ее подкалывает.

— Остра — ощерился призрак — Люблю таких. Жаль, в той жизни не встретились. Уж я бы тебя отодрал по полной. Но ничего, тебе все равно достанется всего и полной ложкой, не сомневайся.

Смелков атаковал меня неожиданно. Вернее, это он так полагал, я же был готов к подобному с самого начала. Призраки, особенно те, что мнят себя капец какими непредсказуемыми, на самом деле примитивны в своей агрессии до невозможности. Всегда одно и то же — стремительный рывок, такой, какой ни одному живому человеку сделать не под силу, и попытка добраться до моего сердца, дабы то раздавить. Впрочем, а что им еще остается? Они же больше ничего и не умеют.

Я увернулся от лапы Смелкова, которой тот было нацелился на мою грудную клетку и, в свою очередь погрузил свою руку в его живот, туда, где чернота была особенно густой, туда, где пульсировало нечто, подпитывающее злобу этого существа и способствующее его переходу на новый уровень не-жизни.

В свое время я пытался узнать, как так получается, что бестелесные создания вдруг снова начинают обретать некое подобие плоти, каким образом злоба и ненависть мертвых трансформируются в осязаемую форму, которая начинает диктовать неживым свою волю. Но, увы, в своих поисках не преуспел. Пара знающих колдунов, как только речь зашла о данном вопросе, перевели разговоры на другие темы, а Генриетта, ведающая про эту сторону жизни больше, чем кто-либо другой из моих знакомых, просто ничего мне не ответила. Сказала только что-то вроде «потом сам разберешься».

Нет, предположения у меня имелись, но поди знай, верны они или нет. В любом случае одно я знал наверняка — именно штука, располагавшаяся в самом эпицентре черноты и своими сокращениями более всего напоминавшая сердце, которое мертвому точно не положено, отныне управляет всеми желаниями и устремлениями призрака, стоящего передо мной. Уничтожь ее — и Смелкова не станет, исчезнет он с поверхности Земли навсегда и бесповоротно. Другое дело, что не так это просто сделать.

Будь при мне нож, лезвие которого напитано огнем, то и волноваться было бы не о чем. Призраки на том уровне перерождения, которого достиг мой противник, именно его боятся более всего. Огонь — основа основ, он с древнейших времен естественный противник мрака в любых его проявлениях. Не просто же так именно ему поклонялись наши давние предки? В виде пламени вообще или Солнца, например. Да это не столь важно. Свет побеждает Тьму — так было, есть и будет.

Но ножа нет, огня тоже, потому мне придется немного потерпеть ту боль, которая охватила мою руку в тот миг, когда она сцапала пульсирующее нечто, квартирующее в Смелкове.

Вернее, это была даже не совсем боль. Это был холод, который очень трудно описать словами. Такое надо ощутить. В детстве я как-то цапнул сухой лед, который лежал в коробке с мороженым и мгновение спустя отбросил его в сторону, поскольку руку чуть не свело от невероятно неприятных ощущений. Сейчас тот кусок льда подержать мне за счастье бы показалось.

Смелков взревел, его пальцы вцепились мне в плечо, заставив затрещать ткань куртки, а секундой позже и вовсе впились мне плоть, причем я ощутил, как острые когти призрака вспарывают мою кожу.

Нет, вовремя я тут оказался, вовремя. Столкнись я с этой тварью через неделю-другую, да с пустыми руками — и кто знает, чем бы все закончилось.

Но сегодня победа будет на моей стороне. Да, собственно, уже все и кончилось, осталось только вырвать новое черное сердце из призрака. Чуть-чуть поднатужиться — и вырвать.

Кривая судорога исказила и без того неприглядные черты лица Смелкова, когда я выдрал из него зародившуюся не-жизнь, а следом он заорал так, что у меня чуть уши не заложило. Впрочем, его можно понять. Он уже свыкся с мыслью о том, что его ожидают долгие годы бессмертия и той власти над людьми, которую дает невидимость и неуязвимость. Плюс ему понравилось убивать, это было хорошо заметно. Потому и вопил он, глядя на то, как на моей ладони истаяла его надежда на долгое темное будущее. Как, впрочем, и его жизнь после смерти.

Первой оболочку призрака покинула чернота, она просочилась сквозь нее как вода через сито, а после кусками, как утренний туман под порывом ветра, начало расползаться в стороны и все остальное.

— А вот и мой прощальный подарок — еле слышно сказал я Смелкову и цапнул его за истончившееся запястье — Уверен, тебе понравится. Морана, эта жертва тебе!

Последние слова я даже не прошептал, это было просто движение губ. Здесь слишком много лишних ушей, причем все они принадлежат людям, которые очень хорошо умеют пользоваться полученной информацией. Я вообще в какой-то момент задумался о том, что, может, перебьется моя работодательница без еще одной пайки в виде Смелкова, но в последний момент решил, что очень уж душа смачная, жалко такую просто так отпускать. Да и окончательное посмертие этой сволочи хотелось устроить как можно более паскудное. Он все же меня убить хотел, а такое прощать нельзя.

Призрак дернулся, из его горла вырвался звук, похожий на тот, что издает, закипая, чайник и истаял, превратившись в дымку, которая секундой позже развеялась в никуда.

Глава 20

— Впечатляет, — Пал Палыч пару раз хлопнул в ладоши, как видно таким образом выражая свое восхищение. — Работа мастера.

— И главное, секунда в секунду, — добавил Нифонтов.

— Ты о чем? — повернулся я к нему, морщась от боли в руке, пальцы которой скрючило так, что я их разогнуть не мог.

— Заслон, — показал оперативник на канавку. — Ты его прикончил ровно в тот миг, как тот рассеялся. Это впечатляет.

— Слушай, а может, и в самом деле? — задумчиво произнесла Васька, как-то странно глядя на меня.

— Чего именно? — уточнил я.

— Да я наш разговор дневной вспомнила, — пояснила девушка. — Насчет Избранного или Спасителя. Тогда-то мы шутили, а вот теперь… Фиг знает! Ой, Саш, да у тебя кровь вон! Дай-ка я…

— Стоять! — Михеев цапнул за плечо Василису, устремившуюся было ко мне. — А вот этого не надо.

— Ты чего? — дернулась было та, но оперативник держал ее крепко. — Ему же помочь надо!

— Мы сами поможем, — объяснил ей Пал Палыч. — А ты давай-ка иди за ворота и жди нас там, ясно?

— Давай я сама решу, что и как мне делать? —