Страсть по понятиям - Владимир Колычев

— В Некрасов.

— Зачем?

— Сдаваться.

— Не надо.

— Почему?

— Вас там убьют… Вас там собирались убить. Просто вы сбежали…

— Я бы сказал тебе спасибо за информацию, если бы сам этого не знал…

— Жмыхов очень жестокий человек.

— Ты хотела сказать, Караваев? — колко спросил я.

— Я не хочу ничего сказать. Потому что ты мне не веришь… И я тебя понимаю…

Мне пришлось взять ее за подбородок и поднять голову, чтобы обратить внимание на дорогу.

— У тебя есть шанс загладить свою вину.

— Как?

— Сказать правду. Где Альберт? Что с ним?

— Тебе же сказали, была пластическая операция. Это правда.

— Была пластическая операция, и Альберт превратился в Жмыхова. Это я уже слышал.

— Если не веришь, я могу показать тебе документы.

— Какие документы?

— Счет-справка из клиники пластической хирургии. Она, правда, на Эдика оформлена, потому что Альберту изменили внешность, на него нельзя было оформлять договор… И договор показать могу…

— Где находится эта клиника?

— В Кирове. У Эдика знакомый там хороший…

— И когда заключен этот договор?

— Зимой. Зимой две тысячи шестого года. Как раз в то время, когда исчез Альберт.

— Там про него в договоре что-нибудь сказано?

— Нет. Я же сказала, договор на Эдика оформлен. Про Альберта там ни слова не сказано. Ноты же сыщик, ты должен совместить события, даты…

— А может, Альберт в самого Эдика превратился?

— Не смешно.

— Почему не смешно? Меня, например, смех берет. Нервный.

— Меня, если честно, тоже. Мне вся эта история до сих пор кажется абсурдной…

— Какая история?

— Про которую тебе Игорь говорил. Про которую я говорила. Про которую ты верить не хочешь… Не веришь — не надо, но справку-счет я тебе покажу. И договор.

— Договор у тебя дома?

— Нет, у Эдика.

— Нам как раз туда и нужно. Если наш кемпер действительно там.

— Поверь, я в мелочах не обманываю.

— Откуда я знаю, что мелочь для тебя, а что нет?

Настя сочла этот вопрос риторическим. Да и мне совсем не хотелось продолжать разговор. Сложно говорить с человеком, когда он постоянно врет…

И снова мы в Некрасове. И снова мы на пике ситуации — не мы владеем ею, а она имеет нас. Ночь, луна, звездное небо, полный штиль. Улица, где жил Ремезов, пустынна. Его дом особняком возвышался над простыми избами. Двор освещен, но в окнах свет не горит.

— Алина в больнице? — спросил я у Насти.

— Скорее всего… Зачем ты телефон выбросил? Я бы позвонила, узнала.

— У тебя же ключи.

— А что ключи? Нас в доме ждать могут, — вздохнула она. >

Я мог бы спросить, чего она боится, но не стал делать этого. Ведь ясно же, что соврет. Скажет, что за нас волнуется, хотя на самом деле за себя переживает. Ведь когда нас будут брать, ее задеть могут — или случайно, или даже нарочно.

Ворота открылись автоматически, гараж — тоже. Мы заехали в дом, не выходя из машины, прямо из гаража поднялись в холл на первом этаже. Настя ловко отключила сигнализацию. В руке у меня монтировка, у Ивана — кусок арматуры.

Оружие у нас неважное, зато настроение самое что ни на есть боевое. Живым врагу мы не дадимся — в этом я ничуть не сомневался… Да и не будут нас брать живыми.

Но брать нас оказалось некому. Никого в доме нет. И во дворе никакой опасности, не считая спущенной с цепи собаки, но в дом она забраться не могла.

Настя провела нас в домашний кабинет, зашторила окно, только тогда включила свет. Я сел на диван и вдруг почувствовал, что проваливаюсь в сон.

— Так, где тут у нас договор? — спросила она сама у себя, открывая ящик стола.

— Не нужно договор, — поднимаясь на ноги, мотнул я головой.

— Что, совсем не нужно?

— Пока не нужно. Собаку на цепь посади. Пусть Ваня кемпером займется.

Автобус я заметил, когда машина еще только заезжала во двор. Он стоял между глухой стеной дома и забором… Что, если настам ждут?

И снова мои опасения оказались напрасными. В кемпере никого не было. Настя закрыла собаку в вольере, и Ваня взялся за работу. Уровень масла и тосола надо проверить, узнать, сколько бензина, работает ли двигатель, колеса посмотреть, воды в бак, если надо, долить… А мы с Настей снова вернулись в дом. Я ни на секунду не выпускал ее из виду.

— Может, по кофе? — спросила она.

— Сначала по кофе, потом по коньяку и в сауну, да? Нет, Настя, больше ничего такого не будет. Кофе мы без тебя попьем. По пути в Москву. Если получится…

— Получится. У тебя все получится. Ты сильный, ты справишься… Только навсегда уезжай. Боюсь я.

— За меня?

— За себя. За всех. И даже за тебя немного… Ты очень хороший, — с сожалением сказала она. — Но от тебя одни неприятности…

Настя обыскала ящики стола, но никакого договора не нашла. Тогда она повернулась к шкафу, открыла створку, и я невольно вздрогнул, увидев, как что-то блеснуло внутри. Это мог быть «жучок», подсаженный Жмыховым.

Но не было никакого «жучка», за него я принял металлический рычажок дверного держателя. Ошибочка вышла, померещилось от непроходящей усталости. Но ведь «жучок» мог быть внедрен в другое место. Например, в «Хаммер». Да и радиомаячок не проблема вживить… Что, если Жмыхов идет по нашему следу?

Я схватил со стола ключи от дома, выбежал во двор, нажал на кнопку пульта-брелока, и ворота медленно стали отъезжать в сторону. Неважно, есть ли вода в баке и какой уровень масла в картере двигателя. По-любому надо срочно уезжать.

А двигатель уже заведен. И ворота открываются. Ваня подкачивал колеса, но я велел ему заканчивать.

Я заскочил в автобус, сел за руль, и Ваня не заставил себя долго ждать.

— Что-то случилось?

— Случилось! Голова работать не хочет!

Автобус послушно стронулся с места, стал набирать ход. Машина старая, не очень послушная, но я смог направить ее в проем ворот, выехал со двора. И в это время с дороги мне навстречу стал сворачивать джип с включенными фарами.

Торомозить я не стал, напротив, добавил «парку». Зато водитель джипа резко сбавил ход. Но это ему не помогло. Правым краем бампера автобус врезался в крыло машины, сдвинул ее с места, теряя при этом в скорости. Но я не растерялся, прибавил «газу», и машина рванула дальше, сдвинув препятствие со своего пути.