Твое злое великолепие - Кара А. Хэвен

в гремучем молчании слушая лишь тихий плачь и чувствуя теплую влагу на плече.

Он ее не утешал и она не просила об успокоении.

Звенящая тишина между ними стала их единственным умиротворением в этом жестоком мире.

Глава 47

С трудом открыв глаза, Розалина немигающее уставилась на знакомый потолок, чувствуя странное безмятежное чувство, словно какой-то ужасно тяжёлый груз свалился с ее плеч. Встав с кровати, она посмотрела на свое отражение в огромном овальном зеркале, сразу приметив, насколько худым и тощим стало ее тело. Если раньше, Розалина смотрела на себя с презрением, то теперь же сама не понимает, как себя воспринимать в новом облике.

Неспешно подходя к выходу из комнаты, она слегка приоткрыла дверь, сразу заметив рыцарей, стоящих у ее покоев. Рыцари также увидели принцессу и один из них в тот же момент побежал докладывать о ее пробуждении Людвигу, при этом другой, вежливо поклонившись, попросил Розалину остаться в своей комнату до тех пор, пока не прибудет король. Ей ничего не оставалось, кроме как подчинится.

Сил на злобу, проклятья, истерику больше не было. Чувство полного спокойствия овладело ее телом, лишив всех чувств, ей казалось, будто она потеряла какую-то очень важную частичку себя в потерянных воспоминаниях жестоких времён. Каждый раз, смотря на медовые сказки, аккуратно расставленных на книжных полках, Розалина чувствовала удручающую тошноту. Было невыносимо видеть даже одни корешки фанатичных историй, подаривших лишь сладкую ложь, которая в итоге вылилась в горькую реальность.

— Ты пришла в себя, я рад, — Людвиг вошёл в покои Розалины, с холодными нотками в голосе обращаясь к ней.

— Что вы, я не заслуживаю вашего внимания, Ваше Величество, — принцесса безэмоционально ответила на грубость молодого короля, что он не мог не заметить.

Людвиг уже был в курсе всей ситуации с Розалиной, поэтому предполагал некоторые негативные изменения в ее сознании, однако сейчас она выглядела скорее потерянной, нежели злобной. Но все равно нельзя исключать факта воздействия пургаменторума, вскоре, ее плохие стороны вполне могли проявить себя и, пока не стало слишком поздно, Людвигу стоит решить, каким образом ограничить Розалину, помимо ее свадьбы с сыном герцога Шутте.

— Пока ты отсутствовала, было принято решение о твоем замужестве с Нестором Шутте, вскоре ты поедешь в его особняк, — Людвиг выдержал небольшую паузу, наблюдая за выражением лица Розалины и, не увидев никаких изменений, продолжил: — Пока у тебя есть время, я могу проводить тебя до королевской усыпальницы, чтобы последний раз попрощаться на могиле отца.

— Тогда я вас побеспокою, — услышав, что она сможет последний раз простится с отцом, принцесса вмиг ожила, чуть ли не подбегая к выходу из комнаты.

Людвиг, увидев реакцию девушки, немного расслабился. Возможно, не все потеряно, и Розалина не до конца утратила свой былой позитив и мягкий характер, который окрашивал мир вокруг нее в пресную ваниль.

Они в тишине шли по коридорам, заполненным разными роскошными украшениями, радующих глаз своей красотой, пока не дошли до двери в подвальное помещение. Через некоторое время их виду предстала комната, состоящая из одних лишь золотых тонов, в центре которой стоял гроб с телом бывшего короля. Его лицо было настолько недвижным, что создавалось ощущение, что взяли какую-то куклу и натянули на нее кожу отца, оставив ее в тесном одиночестве наедине с самим собой и умершими чувствами, похороненными в глубине, ушедшей на остров Богов, души. Отчуждение, создаваемое этим спящим выражением, напрочь улетучивало ужасные мысли о смерти. Действительно прекрасен даже перед лицом собственной гибели.

Розалина осторожно подошла к телу и осмотрела его. Генрих лежал, лишенный душевных терзаний, на его губах осталась едва заметная улыбка, совсем как та, с которой он встречал свою смерть. Его прекрасное лицо застыло во времени, отныне не старея ни на один день, однако постоянно увядая, становясь все более и более впалым.

— Папа, — с грустью позвала Розалина, поглаживая мертвеца по щеке, чувствуя колючий холод, от которого глаза неприятно защипало, — я виню себя в том, что вела себя, как идиотка и часто ругалась с тобой. На самом деле я хотела многое тебе сказать, но мне никогда не хватало сил признаться об этом в слух, так что… надеюсь, сейчас, на острове Богов ты слышишь меня и все те слова, что я произнесу. Спасибо, папа, за все те чудеса, что ты бережно хранил для меня. За то, что ты оставался рядом со мной, даже когда я капризничала. Папа, ты был бы опечален, узнав, что произошло со мной после твоей смерти? Сколько улыбок и радости, горя и печали я почувствовала, делясь с тобой своими сокровенными тайнами. Лишь мысли о тебе, позволили преодолеть то тяжёлое бремя, что внезапно на меня взвалилось. Спасибо, папа… обещаю, я проживу жизнь так, чтобы ты не жалел. Я не пойду по твоему пути, а стану тем, кто показывает путь другим.

Розалина слегка запнулась и замолчала. Тихо всхлипывая, она приблизилась к отцу и обняла его, словно пытаясь передать тепло своего тела Генриху, в надежде вновь услышать заветный стук жизни, но оглушительная тишина груди ещё больше опечалила ее, заставив девушку начать ещё громче плакать. Она взяла ладонь отца и, прижав ее к своей мокрой щеке, немного успокоилась, однако холод трупа был слишком болезненным, ощущалось, что этот мороз даже еще более ужасен, нежели снежные ветра Маллийского леса. Этот холод шел изнутри Генриха, из всепоглощающей пустоты, что теперь обосновалась внутри его тела. От этого ледяного прикосновения принцесса ещё сильнее заплакала, уже не сумев сдержать скорбный крик.

— Папа, ты… ты всегда будешь в моем сердце… будь уверен, я выполню твое желание и когда настанет момент, я… я буду сопровождать тебя на острове Богов.

Осторожно опуская ладонь мужчины, Розалина нехотя отошла от гроба, подмечая каждую деталь лица Генриха. Воспоминания нахлынули на нее с новой силой. Начиная с детства и до этого момента, она видела отца радостным, злым, одиноким, спокойным, уверенным, отчаянным, а сейчас запомнила его мертвым и это было самым отвратительным чувством на свете. Кислый комок застрял в горле и его все никак не удавалось проглотить, заставляя Розалину ещё сильнее ощущать горечь при взгляде на хладный труп.

— Несмотря на то, сколько зла совершил твой отец, ты все равно будешь следовать его воле? Ты добрая или просто глупая? — с презрительным смешком спросил Людвиг, наблюдая за всей сценой, стоя у двери.

— В отличие от тебя, я понимаю, что доброта и глупость не являются чем-то плохим, — гневно ответила девушка,