Лорд Галифакс: Святой Лис - Моргана Девлин

Их визит в Париж прошел удачно, а после британцев французов посетил рейхсминистр иностранных дел фон Риббентроп, подписавший с Бонне совместное заявление470, что Чемберлена очень обрадовало. Форин Оффис располагал своими сведениями на этот счет. 28 ноября чиновник разведывательной службы принес Кэдогану не самые надежные данные, которые говорили о том, что кто-то на 10, Даунинг-стрит был в контакте с Риббентропом через советника немецкого посольства в Лондоне. Галифакс говорил с Чемберленом вечером 29 ноября. «Он ошеломлен (Галифакс думает, что всерьез)»471. Также Галифакс просил у премьер-министра 24 часа, чтобы «спасти источник», который об этом сообщил. Но вся эта возня была пресечена, когда в дело вмешался сэр Хорас Уилсон. Он быстро прекратил шпионские игры Форин Оффиса в штате премьер-министра, а его самого успокоил.

Успокоить Галифакса и Кэдогана, которые прониклись игрой в шпионов, было тяжелее. Тоскуя по острым ощущениям, они стали погружаться в донесения разведки, прислушивались к любым источникам информации, порой даже намеренно ложным. В декабре 1938 г. это привело к тому, что Форин Оффис поднял общую панику. Галифакс и Кэдоган уверяли Кабинет министров, что «в марте Гитлер будет бомбить Лондон!»472 Вызван такой ажиотаж был сведениями из Берлина: бывший немецкий чиновник, близкий к генералу Беку, которого сместили с поста начальника немецкого генштаба, рассказал ему о внезапных приготовлениях к воздушному налету на столицу Великобритании. Осведомитель очень хотел, чтобы британцы приняли некоторые меры предосторожности, по сути, подстрекая английскую сторону начать военные приготовления против Германии, что Берлином было бы расценено вполне однозначно. Тогда это не закончилось фатальной ошибкой. Кабинет решил вывести один авиационный полк для учений на всякий случай.

Германское направление внешней политики Британии в те месяцы провисало из-за отсутствия в Берлине посла Гендерсона. Тот не мог пока вернуться в Рейх по соображениям собственного здоровья. Галифакс не стремился найти замену послу и освободить смертельно больного человека от тяжелой ноши. Это загадочное поведение министра иностранных дел не смогли объяснить историки473, можно только высказывать предположения о том, что: а) других кандидатов в послы не было и б) лорд Галифакс понимал, что развязка близка и скоро Гендерсону предстоит так и так прекратить исполнение своих обязанностей из-за начавшихся военных действий.

Так заканчивался 1938 г. Подводя его итоги, сэр Алек Кэдоган резюмировал: «Слава Богу, мы все живы и здоровы. Что принесет наступающий год, я едва смею догадываться. Это будет зависеть от судьбы в любом случае. Мне кажется, что, если только не случится революции в Германии, мы должны будем вступить в войну.

И надежда на иное действительно истончается. Я могу только молить Бога помочь мне сделать то малое, что я могу в своем деле, и благословить нас всех безопасно пройти через все это»474. Размышляя относительно событий этой зимы, он невольно сравнивал двух определяющих внешнюю политику Британской империи людей – Невилла Чемберлена и лорда Галифакса: «Открытые злодеяния Гитлера против евреев осенью 1938 года, конечно, произвели на Чемберлена глубокое впечатление. Галифакс был не менее потрясен. У многих людей, которые не знают Чемберлена лично, есть впечатление, что он легковерный и упрямый старик. В течение всего этого ужасного времени я видел его почти столько же, сколько Галифакса, и я скажу, что, по моим наблюдениям, ничто не может быть дальше от правды, чем такое суждение. Он днем и ночью борется за перспективу, которую видит достаточно ясно, он выжимает все свои силы, чтобы попытаться предотвратить войну»475.

Силы Галифакса были направлены на то, чтобы вернуть в Кабинет Энтони Идена. Такое стремление было особенно актуально перед непосредственным открытием англо-итальянских переговоров. Эти переговоры были практически единственной надеждой Чемберлена, поэтому ни о каком Идене, сделавшем все, чтобы их не допустить, слышать он не хотел.

Не лучший был общий фон визита британской делегации к Муссолини. Франко одержал ряд сокрушительных побед в Испании, что вызвало ликование Италии и агрессивную реакцию Франции. Рейх оставался мрачен и не проявлял дружелюбия. Сам дуче готовился к встрече и, по некоторым сведениям, издевательски отметил: «К нам приезжает Чемберлен со своим зонтиком»476. В роли зонтика выступать пришлось лорду Галифаксу. Поначалу он веселился, увидев Эдду Муссолини, дочь дуче и жену Чиано. «Я напомнил ей, – рассказывал Галифакс, – то время, когда она обедала с нами в Индии. Хотя не стал напоминать о том, как она пинала молодого слугу в живот, когда тот пытался ее поцеловать, а также некоторые ее развлечения при луне возле мавзолея Хумаюна»477. Сперва лорду Галифаксу в Риме все нравилось: «Атмосфера была самой дружественной и легкой. Муссолини говорил вполне спокойно, очень обоснованно и, насколько я мог судить, искренне»478.

Они обсудили не только англо-итальянские перспективы, но и растущую германскую угрозу. Муссолини заверил, что у Гитлера нет интересов в Западной Европе. Также они обсудили и отношения Италии с Францией, которые в последнее время осложнил колониальный вопрос. Если для Гитлера колонии были делом второстепенным, то дуче от получения новых итальянских территорий совершенно не отказался бы. Уже до этого итальянские политики выступали с категорическими заявлениями, требуя Тунис, Корсику, Савойю, а некоторые даже Ниццу, что осложняло отношения Парижа с Римом. Но Галифакс убедился, что «отношение Муссолини к Франции было намного более ограничено, чем я ожидал. Это поселило во мне довольно ясное чувство, что Муссолини не заинтересован в том, чтобы предпринимать любую авантюру, подвергающую опасности мир, но я также чувствовал, что он не был так уверен в своем старшем брате – Германии. И его объяснения немецкого перевооружения были откровенно неубедительны»479.