Диктаторы и террористы - Александр Пумпянский

На мировой арене диктаторы и террористы живут душа в душу. Каддафи, Саддам, отец и сын Асады, правящие аятоллы, я уж не говорю о КГБ и его филиалах в странах инородной демократии, всегда были щедрыми спонсорами разномастных терроризмов. Правда, не обходилось и без размолвок, порой громких. В десятую годовщину 9/11 Ахмадинежад с трибуны ООН публично обвинил в подрыве Башен-близнецов… президента Буша, посягнув тем самым на главные лавры Аль-Каиды. Ликвидацию Усамы он очень логично охарактеризовал как операцию по сокрытию этого заговора президентом Обамой. (К слову сказать, Фидель Кастро на своем больничном одре пришел к столь же экстравагантным выводам.) Более тяжкого – к тому же посмертного – оскорбления Усаме бен Ладену было невозможно придумать. Из подполья Аль-Каида извергла на Ахмадинежада вулкан сарказма и гнева. Любо-дорого было читать этот спор Геростратов между собой. Это, однако, не вопрос принципов. Это вопрос ревности. Саддам с Каддафи тоже не жаловали Усаму. Супер-Яго с супер-эго не терпят личной конкуренции.

Ревность не отменяет того факта, что диктатуры и террор связывают узы идейной близости. В сердцевине того и другого – презрение к человеческой личности. Как выразился в адрес своих соотечественников Каддафи, пообещав раздавить их танками: «вы – никто, вы тараканы, вы крысы». В тот момент он еще не осознавал, что дело его – труба. И он бы исполнил обещанное, кабы не небо и западная авиация.

Терроризм – это диктатура дула у виска. Главный инструмент диктатуры – террор. И то, и другое – абсолютные преступления. Как ни странно, у нас в стране понимание этого приходит с трудом.

Почему-то фигура полицейского нас раздражает куда больше, чем сам преступник. Помнится, в 1989-м самозваному мировому шерифу сильно досталось от наших политиков, которые все как один встали на защиту суверенитета независимой Панамы и международного права. Что можно было объяснить всемирной отзывчивостью русской души, но больше инерционностью позднесоветского сознания. В действительности это та же ревность. 2011 год был отмечен симметричной дискуссией о несчастной судьбе Каддафи – похоже, за 22 года в нашем сознании изменилось не так много. Вообще-то всемирную отзывчивость стоило бы применять более избирательным образом. Суверенитет – это не карт-бланш сатрапам. «Суверенная диктатура» – такой же нонсенс, как и «суверенная демократия» (если не одно и то же). Международное право придумано не для того, чтобы ограждать диктаторов от народного гнева.

Современная цивилизация отторгает диктатуры – в этом как раз и состоит одно из знамений ушедшего года. То, что два десятилетия назад было редкостью, в прошлом году стало трендом. Тунис, Египет, Кот-д’Ивуар, Йемен, Ливия. Один диктатор бежал быстрее лани. Другой оказался на скамье подсудимых. Третьего извлекли из бункера французские коммандос. Четвертый кочевряжился до последнего, но так и не удержался на штыках. Пятый пытался скрыться в водосточной трубе. А еще раньше пали такие колоссы, как Милошевич и Саддам. Серийный падеж диктаторов говорит о том, что фигура правителя, которому нет альтернативы, становится исторически архаичной. К ситуациям недодемократий-полудиктатур это тоже относится.

Увы, это не значит, что с 1 января узурпаторы-суверены переведутся. Никакого автоматизма тут нет, а жаль. То, что происходит де-факто, пора конвертировать в де-юре.

Диктатура есть нарушение законов мира и тягчайшее преступление против человечества. Как геноцид. Эту давно назревшую норму следовало бы инкорпорировать в международное право отдельной «диктаторской» статьей. С неотвратимой санкцией в виде помещения любого реального претендента на эту роль в тюремную клеть. На какой срок? Тут вряд ли могут быть два мнения. Масштабу и амбициям властителей на вечные времена более всего соответствует пожизненное заключение. Кстати, такое решение послужило бы надежной гарантией как от пули в лоб, так и от петли и уже в этом смысле было бы очевидным проявлением гуманизма.

В Мьянме (стране, которая раньше называлась Бирмой) 1 апреля 2012 года прошли выборы, о которых можно сказать, что они ровно ничего не значат, кроме того, что с них, возможно, начинается новая история страны.

Во-первых, это были парламентские выборы, а парламент тут своеобразный. Как конституция, которая продиктована военными и отдает им верховную власть. Для изменения конституции требуется 75 процентов голосов. При этом четверть депутатов назначается военным режимом.

Во-вторых, это были частичные выборы. На кону стояло 45 мест, оказавшихся вакантными. В парламенте 664 места, так что это даже не парламентская десятина.

В-третьих, это всего лишь третьи выборы за два с лишним десятилетия. Точнее, двухсполовинные. Реально – вторые. Большая редкость, чтобы не сказать экзотика. Режим военного правления – антитеза выбору и выборам.

Современная Мьянма – уникальное государство. В ней всего два субъекта политики. Военная диктатура – показательно тупая, жестокая и безликая. И хрупкая женщина с характером из стали, чье имя известно всему миру – Аун Сан Су Чжи.

Военная диктатура, как тип правления, давно описана в литературе. Чудовище – крайне амбициозное и донельзя примитивное. В Азии, Африке или Латинской Америке – где бы то ни было, его метод – безапелляционное насилие. Постоянно демонстрируя, что не только любые общественные установления, но и сама жизнь человеческая ничего для нее не стоит, хунта в погонах доказывает окружающим – и самой себе в первую очередь, что может все.

Но если она может все, то почему она ничего не может? В Мьянме всесильные генералы расшибли себе лоб об Аун Сан Су Чжи.

Впервые это случилось 22 года назад, в ходе первых из упоминавшихся выборов.

Это была чистая формальность, впрочем, вынужденная.

Нет такой диктатуры в современном мире, которая не называла бы себя демократией, что, вообще говоря, выдает комплекс неполноценности. А это заставляет время от времени играть на публику, с разной степенью натуги исполнять ритуалы. Выборы – один из таких ритуалов; подразумевается, что это игра с заранее известным результатом, поскольку все карты в одних руках. Вот и в том случае победителем по определению считалась партия власти – до того единственная на политической арене. Результат оказался сокрушительным. Новообразованная Национальная лига за демократию во главе с новичком в политике Аун Сан Су Чжи собрала 60 процентов голосов избирателей, что гарантировало ей 80 процентов мест в парламенте. Конечно, она их не получила. Выборы были отменены как никогда не проходившие. Следующие пройдут только через 20 лет.