Первая мировая. Проигравшие победители. Русские генералы - Алексей Порошин

Определенный интерес для характеристики личностей главнокомандующих в плане их трудолюбия и работоспособности представляет сравнительный анализ использованных ими отпусков. Система планового отдыха офицерского состава с момента зарождения регулярной армии и до конца XIX в. постоянно совершенствовалась в сторону ее либерализации. Отметим, что к исследуемому периоду для офицера существовали следующие виды отпусков, закрепленные сводом военных постановлений 1869 г.: обыкновенный, сроком до 4 месяцев с сохранением содержания в течение 2 месяцев; продолжительный – до 1 года с отчислением от должности, но с оставлением в списках части (кроме командиров частей, офицеров штабов, управлений и заведений).

Время пребывания в отпусках военачальников (за исключением А. А. Брусилова ввиду отсутствия данных у автора) представлено в табл. 15. Не подвергая сомнению необходимость отдыха, заметим, что различная его ежегодная продолжительность практически за один и тот же период службы подчеркивает в определенной степени отношение исследуемых генералов к служебной деятельности.

Таблица 15

Сравнительная таблица пребывания главнокомандующих в отпусках[23]

Это соотносится и с воспоминаниями соратников и сослуживцев главнокомандующих в плане оценки их работоспособности. Имеется и вполне определенная закономерность, связывающая продолжительность отдыха исследуемых генералов с их социальной принадлежностью. Выходцы из непривилегированных сословий и менее родовитых дворянских семей гораздо меньше отдыхали, вероятно, осознавая необходимость собственным трудом прокладывать себе путь по карьерной лестнице.

Большое значение для военачальника имеет способность подчинить свои честолюбивые замыслы общей идее операции, спланированной и проводимой вышестоящей воинской инстанцией, а по ее итогам справедливо расставить акценты при оценке своих действий и роли подчиненных. Именно здесь высвечивается степень корыстолюбия, честности, правдивости, ответственности военачальника.

Во время Галицийской битвы в августе 1914 г. 3-я армия Н. В. Рузского вопреки прямым указаниям штаба Юго-Западного фронта и в ущерб общему замыслу фронтовой операции, обещавшей быть весьма успешной, стремилась занять Львов. Историк А. Керсновский писал: «21 августа штаб 3-й армии наконец-то получил свой заветный фетиш… Н. В. Рузский и В. М. Драгомиров (начальник штаба 3-й армии – А. П.) стали вменяемы, а 3-я армия – маневренно-способной». Итоги тщеславной деятельности Н. В. Рузского подвел начальник штаба фронта М. В. Алексеев: «…Даже взятие Львова не вознаградит нас за потерю сражения на севере…»

Поддавшись влиянию В. М. Драгомирова и добившись взятия Львова, Н. В. Рузский проявил при этом слабоволие, узкоэгоистичные черты характера и отсутствие стратегического мышления (способность быстро оценивать настоящую обстановку и предвидеть будущую).

В этой связи представляет интерес самооценка Н. В. Рузским «Варшавского подвига»: «А я и не подозревал, что Ставка примет за крупный успех самые обыкновенные действия… Ну что ж, успех, так успех! Пусть так и будет…» Следует добавить один интересный нюанс, связанный с вышеприведенным высказыванием Н. В. Рузского. Б. Г. Щербачев, командир IX корпуса, соединения и части которого первыми вошли во Львов, вспоминал, что в личной беседе с ним один из офицеров штаба 3-й армии рассказал, что Н. В. Рузский очень восторженно воспринял телеграмму командира корпуса (Б. Г. Щербачева) о взятии Львова и поспешил об этом доложить Верховному главнокомандующему как об успехе армии, умолчав о роли корпуса. Представленный командиром корпуса Н. В. Рузскому список для награждения офицеров за взятие Львова остался без внимания командующего. В личной беседе Н. В. Рузский, награжденный именно за Львов двумя «Георгиями», сказал Б. Г. Щербачеву: «За что же награждать? Ведь это не бой, а просто военная прогулка»!!!

В аттестационном листке № 289 на полковника А. Е. Эверта, начальника штаба 10-й пехотной дивизии, написано: «…отличается… безукоризненной нравственностью». Благородство души А. Е. Эверта подметил и протопресвитер Русской армии и флота Г. И. Шавельский. Он вспомнил случай, произошедший во время Русско-японской войны. Тогда А. Н. Куропаткин обидел своего подчиненного А. Е. Эверта. Когда же они во время Первой мировой войны поменялись ролями в плане подчиненности, то главнокомандующий А. Е. Эверт встречал А. Н. Куропаткина с большими почестями, как почетного гостя, а не как просто командира корпуса.

Плакат времен Первой мировой войны

Вместе с тем Алексей Ермолаевич был не лишен некоторого честолюбия и важности. Так, полковник Цешке, служивший в Нарвском полку, который входил в состав корпуса, которым командовал А. Е. Эверт, писал: «В полку ходили разговоры среди офицеров, что лучше избегать встречи с командиром корпуса «во избежание подтягивания, замечания и взыскания». В памяти он остался как «строгий, важный, одним словом “Олимпиец”». Став главнокомандующим Западного фронта, А. Е. Эверт вне боевых действий был «…прост, спокоен, несуетлив, но в нем все-таки так и бьет “я – главнокомандующий”».

Сослуживцы А. Е. Эверта отмечали его увлекающуюся натуру, в результате чего при написании резолюций его мысль опережала написанное, что приводило к большой потере времени на разбор его почерка и к курьезам.

В число отрицательных нравственных черт личности военачальника относили мелочность и мелкое самолюбие. Интересны наблюдения о мелочности А. Е. Эверта, выражавшейся в следующем. Он, будучи главнокомандующим армиями Западного фронта, при выборе себе начальника штаба остановился на кандидатуре генерала М. Ф. Квецинского. Одним из главных аргументов при этом было то, что последний совершенно отказался от своих прав и всякой самостоятельности – настолько, что фактически даже расход в 25 коп. представлял на доклад Эверту, который это очень ценил.

В должности военного министра у А. Н. Куропаткина также проявилась мелочность, которая в конечном итоге весьма негативно сказывалась на мощи вооруженных сил России. Об этом свидетельствовал генерал Н. А. Епанчин. Он вспоминал: «В числе многочисленных нехваток по снабжению нашей армии весьма существенным пробелом было совершенно недостаточное снабжение войск артиллерией, ружьями, пулеметами и особенно боевыми припасами. На дело это было обращено внимание еще до Японской войны, но тогдашний военный министр генерал Куропаткин считал, что «еще нет достаточного опыта для решения этого вопроса», требовавшего три миллиона рублей ежегодного расхода, и… что “такой расход препятствует разрешению назревавшего в это время вопроса о чайном довольствии войск”»(!).