Лес - Челси Бобульски

Он обхватывает свободной рукой мой череп и притягивает меня к себе, прижимаясь губами к моему лбу.

— Слава Богу, с тобой всё в порядке, — говорит он.

— Нам нужно убираться отсюда. В этой битве нет победы.

— Нет, пока мы не вытащим всех остальных тоже.

Я оглядываюсь по сторонам. Сравнивая нашу численность с их. Девять стражей, три посредника и шесть Древних против четырёх чёрных плащей. На нашей стороне численный перевес, но, если наши Древние погибнут от проклятия дракона, у остальных из нас не будет ни единого шанса.

— Хорошо, — говорю я, подумав. — Ладно. Нам придётся попытаться собрать их всех в круг и пробиться к порогу. Тогда, может быть, мы сможем…

Моя монета раскаляется добела на моей коже. Я делаю глубокий вдох.

— Винтер, что это? — спрашивает Генри.

Все замирают от внезапного ощущения жжения в своих монетах. Даже чёрные плащи. Голос Джо эхом разносится по комнате:

— Я дам вам последний шанс, — говорит он. — Если вы присоединитесь ко мне сейчас, мирно, я могу пообещать всем вам безопасность и место силы в этом, нашем новом мировом порядке. Если вы этого не сделаете … — он делает паузу. — Любая пролитая сейчас кровь будет на ваших руках.

— Мы никогда не присоединимся к вам! Мы все клялись защитить пороги от любой угрозы, в том числе изнутри, — кричит ему в ответ страж Камали Окори. Кожа вокруг её левого глаза фиолетовая и опухшая, и она сплёвывает на пол каплю тёмной крови. — Мы не нарушим это обещание.

— Я бы сейчас был очень осторожен, занимая такую позицию, — отвечает Джо. — Это выбор, от которого вы не сможете отказаться, как только он будет сделан. Если вы не решите присоединиться к нам, значит, вы наши враги, и с вами будут обращаться как с таковыми.

Его сторонники вскидывают свои плащи и кружатся, распадаясь на чёрную пыль, которая исчезает в воздухе.

— Я даю вам час на принятие решения.

Моя монета сразу же остывает. Генри вопросительно смотрит на меня. Он не мог слышать слов Джо.

Валентин, страж-стажёр из Румынии, оседает на пол.

— Мы облажались, не так ли?

ГЛАВА XLI

Мёртвые лежат на скамьях, их тела окутаны белыми простынями, тонкими, как фата невесты. Раненых отводят на помост, где Сирел ухаживает за ними, используя ковши с водой и банки с дурно пахнущей мазью. Никто не говорит громче шепота. Все слишком потрясены, слишком погружены в свои мысли. Слишком сломлены.

Есть кое-что, что я должна сказать. Кое-что, что я должна сообщить совету. Но я не могу перестать пялиться на тела: два члена совета, Бриэль и Тибериус, которых я видела раз в неделю в течение последних двадцати месяцев; и хотя они никогда не разговаривали много, я не могу представить, что, взглянув на помост, не увижу их там; посредница Бэллинджера, Терция, которая была с семьей Бэллинджера сотни лет, и Бэллинджер, стоящий на коленях у её изголовья, что-то шепчет ей, а по его щеке катится слеза; и страж Аная Капур, девушка из Бангалора, которая всегда улыбалась мне. Есть ли у неё семья, которая ждёт её дома? Друзья? Целая жизнь, оборванная во вспышке клинка.

Генри переплетает со мной пальцы, его ладонь скользит по моей ладони, его губы прижимаются к моему виску. Я закрываю глаза, но всё равно вижу их. Жизни, которые забрал Джо. Жизни, которые он заберёт, если мы не дадим ему то, что он хочет.

Голос Сирел бормочет сквозь помехи, эхом отдающиеся в моих ушах:

— Если бы только Селия была здесь.

И тут я вспоминаю, что должна была сказать.

Мои глаза распахиваются, и я поворачиваюсь к Сирел. Наблюдая, как она качает головой, нанося мазь на плечо Валентина.

— Я знаю, где Селия, — говорю я.

Албан переключает своё внимание на меня.

— Что? Где?

— Брюссель. Джо пытался отравить её и её мужа проклятием дракона. Мы считаем, что они смогли сбежать через брюссельский порог.

— Откуда ты это знаешь? — спрашивает он. — И кто это «мы»?

Он переводит взгляд на Генри, прищурив глаза.

— Я тебя не знаю.

Я встаю перед Генри, заслоняя его.

— Я расскажу тебе всё, но нам нужно послать за Агустусом и Селией.

Он колеблется, втягивая воздух — вероятно, из-за моей дерзкой попытки приказывать ему, — но затем кивает. Я жду, пока он пошлёт посредника Камали, Древнего по имени Леок, на поиски родителей Генри, а потом начинаю свой рассказ. Стражи и члены совета внимательно слушают. Генри заполняет пробелы, описывая своё воспитание и то, как много он знает о лесе. Они в ужасе, когда я рассказываю им о Часовых, но не в таком ужасе, как когда я рассказываю им о том, как я пропустила Генри в современный мир.

— Он остался с тобой? — кричит один из стражей.

— На три дня? — присоединяется другой.

— Дайте ей выговориться! — Камали рычит на них в ответ.

— Вы должны понять, — говорю я, — я бы сделала всё, что угодно, даже за малейший шанс узнать, что случилось с моим отцом, и когда Генри сказал, что, по его мнению, исчезновение Агустуса и Селии связано с исчезновением моего отца и этим заговором с целью свержения совета, у меня была причина воспринимать его всерьёз. И хорошо, что я это сделала, потому что он оказался прав. Мой отец не сошёл с пути, как заставили нас поверить Джо и его сторонники, которые, как я предполагаю, возглавили нелепое расследование исчезновения моего отца.

Я умолкаю, моё дыхание застревает в горле.

— Что с ним случилось? — тихо спрашивает Бэллинджер.

Я выдавливаю из себя слова.

— Джо столкнул его с тропинки, — говорю я. — За то, что он слишком много узнал.

На мгновение никто не произносит ни слова. Затем…

— Что, если мы дадим ему то, что он хочет? — спрашивает Валентин. — Это действительно будет так плохо?

Его мать, Реми, даёт ему подзатыльник.

— Конечно, это будет плохо, — говорит она. — Это именно то, чего мы поклялись не допустить. Никто не должен иметь возможности использовать пороги для личной выгоды, и никто не должен пытаться изменить прошлое. Это слишком опасно.

— Если это так опасно… не бей меня, я просто спрашиваю, — говорит Валентин, — тогда почему Джосайя думает, что ему это сойдёт с рук?

— Если он хоть в чём-то похож на Варо, который когда-то был, он думает, что его могущество сильнее леса, — голос Албана тихий, покорный. — Он считает себя несокрушимым, непогрешимым, что является величайшей ошибкой, которую кто-либо может совершить.

— Итак, что нам делать? — спрашивает Сирел, закрывая крышку своей баночки с мазью.