Лес - Челси Бобульски

небо и вздыхает.

— Так оно и есть.

— Я нашла дневник моего отца.

Он колеблется.

— Я не знал, что он всё ещё хранит такое старьё.

— Но ты же знал, что он у него был, — говорю я. — Почему ты никогда не говорил мне тоже завести дневник?

Он отмахивается от моего вопроса.

— На самом деле это не так уж важно, скорее традиция, чем обязанность. Пока ты каждую неделю отчитываешься перед советом, есть записи о каждом путешественнике, с которым ты когда-либо имела дело, и, учитывая, что ты никогда не пропускала ни одной встречи…

— Но это гарантирует только запись в архивах совета, — говорю я. — Что должны были изучать стражи Пэриш, которые пришли после меня? Был бы целый пробел в информации.

Он щурит глаза.

— Почему ты вдруг так заинтересовалась последующим поколением?

Я смотрю на него в ответ, не дрогнув.

— Папин дневник оказался интересным чтением. Особенно последняя запись, — я стискиваю зубы. — Ты был с ним в то утро, когда он исчез?

— Нет. Почему ты так говоришь?

В его голосе есть все нужные нотки удивления, недоверия и беспокойства, всё то, что заставляло меня верить во всё, во что он хотел, чтобы я верила в прошлом. Но я чувствую их сейчас, скрытую ложь, манипуляции, которые текут из него, как из реки Олентанги. Я разрываю ложь на части, как свободную нить, разматывая её, пока его слова не звенят гулко в моих ушах. Если бы только я могла сделать это раньше, все те разы, когда я должна была расспрашивать его о лесе, о моём отце, слова срывались с кончика моего языка, и всё потому, что я доверяла ему. Потому что я не думала, что кто-то, кто якобы так сильно меня любил, мог когда-нибудь причинить мне боль.

— Папа, похоже, думал, что ты стоишь за заговором с целью свержения совета, — говорю я. — Ты случайно не знаешь, почему он так подумал?

Выражение лица Джо теперь усталое, как будто он очень занятой человек, у которого нет времени на мои глупые подростковые размышления. Это тот же взгляд, который он носил годами, и только сейчас я вижу в нём трещины, вспышку гнева в его глазах, лёгкий изгиб его губ.

— Винтер, ты в шоке. Ты не знаешь, что говоришь…

— Браво. Правда, дядя, тебе следовало пойти в актеры.

Он напрягается.

— Винтер, послушай меня. Ты совершаешь ошибку…

— Нет, это ты послушай меня. Я знаю, хорошо? Я знаю всё. Я читала папин дневник. Я знаю, что ты тот, кто вернул Варо.

Он встаёт, хрустя костяшками пальцев о ладони.

— Вообще-то я этого не делал, — говорит он. — Варо был должным образом изгнан почти пятьсот лет назад. У него не было возможности вернуться. Но я смог использовать его идеологию, чтобы начать вербовать его старых последователей, и когда твой отец обнаружил, чем я занимаюсь, я знал, что пройдёт совсем немного времени, и другие тоже это заметят. Мне нужен был псевдоним, кто-то, кем бы я мог притвориться, чтобы отвлечь внимание от себя. Варо казался идеальной маскировкой, а чары — это такая лёгкая магия, когда у тебя есть сила леса, подчиняющаяся твоему контролю.

Моё сердце колотится. Я пытаюсь вникнуть в его слова, но это всё равно, что пытаться дышать под водой.

Всё это время Джо был Варо. Каждый раз, когда Джо говорил мне держаться подальше от этого, это было просто потому, что он не хотел, чтобы я раскрыла его секрет. Не потому, что он беспокоился обо мне.

— Ты убил папу, — говорю я тихим голосом. — Не так ли?

Он вытягивает шею и опускает плечи, и когда он снова смотрит на меня, в его взгляде смесь грусти и вызова.

— Я не хотел, — говорит он. — Твой отец не оставил мне выбора.

От его слов у меня выбивает воздух из лёгких. Я отшатываюсь назад, моё сердце стучит в ушах.

— Почему?

Это единственное слово снова и снова проносится у меня в голове. Почему, почему, почему?

— Зачем тебе понадобилось втягивать нас в это? Почему ты не мог просто оставить нас в покое?

— Я не предвидел, что всё так закончится. Я очень заботился о твоём отце…

— Лжец.

— Пожалуйста, не смотри на меня так, — говорит он. — Твой отец стал жертвой войны, которая назревала сотни лет.

Слёзы затуманивают моё зрение. Я мотаю головой, чтобы прояснить её, но всё, что я вижу, это папа, готовящий мой любимый клюквенный сидр на мой день рождения. Показывающий мне, как скатать идеальный снежок на заднем дворе. Читающий молитвы, прежде чем уложить меня спать.

А потом воспоминания превращаются в будущие моменты, которые мы никогда не разделим. Я спускаюсь по лестнице в своём выпускном платье, а папа постоянно ослепляет меня вспышкой своего фотоаппарата. Папа наблюдает, как я оканчиваю среднюю школу, и, возможно, с нашими обязанностями по патрулированию, колледж. Папа ведёт меня к алтарю в день моей свадьбы. Встречается со своими внуками, готовит им клюквенный сидр и учит их катать идеальный снежок.

Джо забрал у меня всё, что осталось от моего отца.

Я думаю о нашей с Генри встрече прошлой ночью. Я думала, что Варо был предупрежден о нашем присутствии парнем-торчком, но если это был Джо, если это был Джо всё это время, он знал, что это я, потому что услышал моё сообщение. Он послал своих последователей за нами, хотя мы могли пострадать. А вчера, в лесу, он разлучил меня с Генри. Угрожал мне.

— Почему ты послал своих последователей за мной? Собирался убить и меня тоже? — спрашиваю я, хотя помню, как он говорил, что хочет, чтобы нас взяли живыми.

Он качает головой, как будто я веду себя нелепо.

— Конечно же, я не пытался убить тебя. Я пытался спасти тебя.

— Я тебе не верю.

— Я просто хотел напугать тебя, чтобы ты держалась подальше от этого, — говорит он. — Я тоже пытался спасти твоего отца. Я пытался вразумить его. Я не хотел, чтобы ему причинили какой-либо вред.

— Прекрати врать!

— Я не вру.

Мои глаза сужаются.

— Ты пытался спасти его?

— Да.

— Расскажи мне точно, как ты пытался спасти моего отца. Скажи мне, что ты сделал, что ты сказал, что должно было удержать его здесь, со мной. Потому что, как я понимаю, ты не очень старался.

— Пожалуйста, сядь, и я всё объясню.

— Я лучше постою.

— Очень хорошо, — он делает глубокий вдох. — Ты знаешь историю Варо, но ты не знаешь моих намерений. Ты думаешь обо мне самое худшее, как и