Жажда - Трейси Вульф

– Я так и думал, что тебе понравится.

– Да, мне нравится. Очень. – Я гляжу на него, чувствуя внезапную робость, хотя не понимаю почему. – Спасибо.

Он не отвечает, но ответа я и не жду.

Мы стоим на парапете добрые полчаса, не разговаривая и даже почти не глядя друг на друга, а просто наблюдая за тем, как самое великолепное из всех когда-либо виденных мною зрелищ ярко озаряет небеса. И я наслаждаюсь каждой его секундой.

Все это странно, но, когда я гляжу на это бескрайнее небо, раскинувшееся над огромными заснеженными горами… это расставляет все по своим местам. Напоминает мне о том, как я, по большому счету, мала, как мимолетны мои проблемы и мое горе, какими бы мучительными и всеохватными они ни казались мне сейчас.

Быть может, именно этого Джексон и хотел, когда привел меня сюда.

Под конец мимо нас пролетают семь или восемь метеоритов подряд. Я не могу не ахать, когда они прочерчивают свои огненные пути по небесам. Когда метеоритный дождь завершается, я ожидаю, что почувствую разочарование, как по окончании по-настоящему хорошего фильма или фейерверка, разочарование от того, что нечто чудесное закончилось навсегда.

– Нам пора вернуться, – наконец говорит Джексон. – Мороз крепчает.

– Мне не холодно. Мне бы хотелось постоять здесь еще минуту или две, если ты не против.

Он наклоняет голову, словно говоря: само собой.

Мне столько всего хочется ему сказать, он столько всего сделал для меня за такое короткое время. Но я никак не могу подыскать подходящие слова и в конце концов просто говорю: спасибо.

Он смеется, но в его смехе нет ни капли веселости. Я не понимаю почему, пока не заглядываю в его глаза и не вижу, что они снова совершенно пусты. Это мне не нравится, не нравится совсем.

– Почему ты смеешься, когда я тебя благодарю? – спрашиваю я.

– Потому что тебе нет нужды за что-то благодарить меня, Грейс.

– Почему? Ты же был ко мне так добр…

– Вовсе нет.

– Не нет, а да. – Я развожу в стороны руки под окутывающим меня одеялом, словно говоря: только посмотри на это все. – Почему ты не хочешь это признать? Просто прими похвалу и иди дальше.

– Потому что я не заслуживаю твоей похвалы. – Эти слова, кажется, вырываются у него помимо воли, и теперь, когда они сказаны, он, похоже, чувствует себя не в своей тарелке. – Я просто делаю.

– Делаешь что? Свою работу? – У меня падает сердце. – Это мой дядя попросил тебя проявить ко мне доброту?

Он смеется, но в его смехе опять нет ни веселости, ни радости. Только глубокий цинизм, от которого мне на глаза наворачиваются слезы.

– Я последний человек, которого Фостер выбрал бы тебе в друзья.

Если бы я была более вежливой и питала к нему меньший интерес, я бы оставила сейчас эту тему. Но среди моих добродетелей никогда не фигурировала вежливость – для этого я слишком любопытна, – а потому я просто спрашиваю:

– Это еще почему?

– Потому что я отнюдь не добрый человек. И не творю добрых дел. Никогда. Так что с твоей стороны нелепо хвалить меня за то, как мои поступки воспринимаешь ты.

– Да ну? – Я бросаю на него скептический взгляд. – Может, для тебя это и новость, но ободрить девушку, которая пала духом, – это доброе дело. И отнести ее к ней в комнату, когда она растягивает лодыжку, и спасти ее от парней, которые воображают, будто их смертоносные шалости смешны, – это тоже добрые дела. Как и уговорить шеф-повара испечь ей вафли. Все это добрые дела.

Ему, похоже, неловко, но он не желает сдавать назад.

– Я делал это не для тебя.

– Да неужели? Тогда для кого?

Он может не отвечать. Само собой.

– Так я и думала. – Я ухмыляюсь: – Похоже, тебе все-таки придется признать, что ты сделал что-то хорошее. Уверяю тебя, за это тебя не сожгут на костре.

– Сжигают только ведьм.

Он говорит это так серьезно, что я не могу удержаться от смеха.

– Ну, тогда я уверена – нам с тобой ничего не грозит.

– Зря ты так в этом уверена.

Мне хочется спросить его, что он имеет в виду, но меня вдруг начинает бить неудержимая дрожь – как бы меня ни защищало это одеяло, тут стоит собачий холод, – и Джексон берет дело в свои руки:

– Пошли. Пора вернуть тебя в тепло.

С этим трудно спорить, ведь еще немного – и мои зубы начнут выбивать дробь. Но, посмотрев вверх, на окно, из которого мы вылезли, я не могу не спросить:

– Как же мы заберемся туда? Вернее, как туда заберусь я? – Одно дело – спрыгнуть из окна вниз и совсем другое – подтянуться и влезть в него обратно.

Но Джексон просто качает головой:

– Не беспокойся, Грейс. Я с тобой.

Прежде чем я успеваю понять, почему эти слова обжигают меня, как молния, он хватается за слив и, подтянувшись, оказывается внутри комнаты. На все про все уходит секунды полторы, и я должна признать, что я впечатлена. Меня впечатляет все, что он делает, хочет он того или нет. Меня впечатляет он сам.

Более того, он помогает мне не чувствовать себя такой одинокой как раз тогда, когда мне особенно одиноко.

Мгновение – и он высовывается наружу:

– Дай мне руки.

Я, не раздумывая, поднимаю руки, он сжимает мои предплечья и тянет меня вверх. И вот я уже внутри и стою в одном или двух дюймах от него.

И в кои-то веки его глаза не пусты, не мертвы. В них пылает огонь.

И их взгляд устремлен на меня.

Я смотрю на него, не зная, чего мне ждать… и что делать. Одна половина моего сознания ожидает, что сейчас он отступит назад, а вторая надеется, что он этого не сделает. Одна половина гадает, каково это – поцеловаться с ним, а второй кажется, что надо немедля бежать, потому что, хотя Джексон, возможно, и не инопланетянин, он не похож ни на одного из тех парней, которых я когда-либо знала. И надо признать, что, как бы я его ни хотела, мне с ним не совладать.

В конце концов он так и не целует меня. Но и не отступает назад. Я тоже. И мы с ним стоим на месте не знаю как долго, он смотрит вниз, я вверх, и воздух между нами вязок, заряжен электричеством и полон напряжения.

Несмотря на мои опасения, я совершенно очарована как всем тем, что есть в Джексоне, так и всем тем, чего в нем нет. Я ожидаю, что он сделает ход, но этого не происходит. Он просто смотрит на меня этими своими темными, как полночь, глазами, и в них бурлят чувства, которые он показывает нечасто. Я вспоминаю вопрос, который Джексон задал мне недавно и с которого начался этот разговор.

Теперь у меня наконец есть ответ.