Как работает музыка - Дэвид Бирн

Идея в том, чтобы позволить хтоническому материалу выплеснуться наружу. Отвлечь стражников. Иногда куплета или даже пары попавших в резонанс фраз будет достаточно, чтобы «разблокировать» все это. С этого момента процесс упрощается до «вставьте слова в пустые поля» – как при разгадывании головоломки.

Этот особый процесс письма также можно рассматривать как сотрудничество: сотрудничество с самим собой, с подсознанием, а также с юнгианским коллективным бессознательным. Как и во сне, часто кажется, будто скрытая часть тебя, двойник, пытается с тобой общаться, передать какую-то важную информацию. Когда мы пишем, затрагиваем различные стороны своей натуры, различных персонажей, различные части нашего мозга и сердца. А затем, когда каждый из них выскажется, отступаем от наших бесчисленных «я» и рассматриваем результат более дистанцированно и критически. Разве мы не всегда работаем, редактируя и структурируя излияния наших многочисленных «я»? Разве конечный продукт не является результатом взаимодействия двух или более сторон нас самих? Творческие люди часто называют этот процесс «направлением потока», и так же часто они называют себя проводниками какой-то силы, которая говорит через них. Я подозреваю, что внешняя сущность – Бог, пришелец, источник – является частью меня и что этот вид творения заключается в том, чтобы научиться слушать и сотрудничать с ней.

Дистрибуция и способы выживания музыкальных исполнителей

Как песня или альбом проделывают путь от композитора или исполнителя к слушателю после того, как студийная работа заканчивается и альбом сводится и тиражируется?

Насколько это вообще важно? Насколько важно донести свою работу до широкой публики? Должно ли это действительно иметь значение для творца? Стал бы я сочинять музыку, если бы меня никто не слушал? Если бы жил отшельником на вершине горы, как бородатый парень из мультфильма, нашел бы я время для написания песен? Многие художники, чьи работы я люблю, – такие как Генри Дарджер, Гордон Картер и Джеймс Касл – никогда не делились своим искусством. Они работали не покладая рук и копили свои творения, которые обнаруживались только после того, как они умирали или переезжали из своих квартир. Мог ли я поступить так же? Если да, то зачем? Разве мы не хотим самоутверждения, уважения, отклика? Если подумать, наверное, я мог бы так поступить: в общем-то, так и делал, когда учился в средней школе и экспериментировал с записью на ленту. Кажется, эти эксперименты были засвидетельствованы лишь одним моим другом. Однако даже аудитория из одного человека не равна нулю.

Тем не менее создание музыки – само по себе награда. От этого занятия можно получать удовольствие, и оно может быть своего рода терапевтической отдушиной; возможно, именно поэтому так много людей упорно занимается музыкой без денег или общественного признания. В Ирландии и в других местах любители играют известные песни в пабах, и их амбиции не простираются за пределы этих пабов. Однако они получают признание (подвергаются унижению) в своей деревне. В Северной Америке семьи традиционно собирались вокруг пианино в гостиной. Любое денежное вознаграждение за эти «концерты» было вторичным. Честно говоря, даже экспериментируя с записью на ленту в старших классах, я, кажется, воображал, что кто-нибудь когда-нибудь услышит мою музыку. Пусть не эти конкретные эксперименты, но и к ним я относился как к первым шагам на пути к более зрелым творениям, которые в конечном итоге могли достичь признания. Мог ли я подсознательно иметь такой долгосрочный план? Я продолжал сочинять музыку в большом количестве, часто бестолково, но в глубине души верил, что даже бесцельное блуждание по извилистой тропе обязательно приведет к какой-то (заслуженной, на мой взгляд) награде в будущем. Совершенно безосновательная вера, конечно.

Является ли удовлетворение, получаемое от общественного признания – каким бы незначительным и мимолетным оно ни было, – движущей силой акта творения? Полагаю, что большинство из нас, тех, кто делает музыку (или увлекается другими видами творчества), действительно мечтает, что когда-нибудь кто-то услышит, увидит или прочитает то, что мы сделали. Хотя Дарджер и некоторые другие могут показаться исключением, даже они, возможно, мечтали поделиться своей работой. Аудиторию можно найти среди членов семьи или среди анонимных прохожих на улице; если вы не выступаете в клубе или в концертном зале, это еще не означает, что вы не музыкант. Даже концептуальные художники и музыканты, которые считали, что достаточно просто подумать о создании чего-то – у Йоко Оно, Джона Кейджа и Сола Левитта есть работы, которые состоят исключительно из наборов инструкций, – почти всегда документировали свое творчество и представляли его коллегам.

Многие из нас, тех, кто хочет самоутвердиться, мечтают не только о таком диалоге с коллегами и общественностью, но и о компенсации за творческие усилия, что является еще одним видом самоутверждения. Речь не о богатстве и известности: достаточно, чтобы ваше занятие могло вас прокормить. Итак, давайте предположим, что вы хотите быть профессионалом и получать деньги, хотя на самом деле больше всего хотите, чтобы ваша музыка была услышана другими, – что именно от вас требуется? Создание отличных произведений лишь половина дела.

Когда я был моложе, казалось, что весь процесс, в результате которого музыка достигала моих ушей, происходил по волшебству. Новые группы или певцы, которых я слушал, словно появлялись ниоткуда, чтобы потрясти мое воображение. Мне казалось, что я и мои друзья «открыли» их. Я ничего не знал о маркетинге, по крайней мере о маркетинге в музыке. Я знал, что знаменитости рекламируют сигареты, стиральные порошки и автомобили по телевизору и на радио, но не знал, что музыка продвигается таким же способом. Наверное, мне казалось, что есть некая республика соратников и единомышленников, где все каким-то образом узнают о том, какие классные вещи делают остальные.

Теперь у каждого есть мало-мальское понимание того, что мы окружены маркетингом. Иногда нам все еще кажется, будто мы волшебным образом «открыли» что-то, но чаще мы смутно осознаем, что кто-то приложил усилия, чтобы привлечь наше внимание к тому или иному артисту. Когда я впервые заметил эти скрытые силы в действии, почувствовал небольшое разочарование. От осознания того, что какую-то очень понравившуюся музыку мне впарили, я словно отчасти лишался свободы выбора. Я начал сомневаться в самой идее свободного выбора и в своей власти над тем, что мне нравится и не нравится – а что, если все это было навязано мне согласно чьему-то плану? Если мы способны на умственное усилие и можем отделять прагматическое знание от удовольствия, которое приносит музыка, то в идеале нам не испортит удовольствия даже понимание, насколько велико влияние маркетинга.

Мы с друзьями теперь яснее видим, что наши вкусы постоянно меняются, что порой одни группы больше не кажутся актуальными, а другие – ретроспективно воспринимаются как пророческие. Мы осознаем, что эмоциональным пристрастиям свойственны приливы и отливы и нет абсолютов. Но в течение какого-то времени музыкальный бизнес казался утопической параллельной вселенной.