Зов предков - Даниэла Стил

— Нет, — заявил Марк с очаровательной непосредственностью. — Но это не значит, что ты не будешь ее писать. Кроме того, что мешает тебе позвонить или наведаться в университет и навести там справки? Тебе ведь не обязательно переезжать во Францию навсегда — поживи здесь хотя бы год. Если тебе не понравится, ты всегда можешь уехать.

Бриджит не выдержала и рассмеялась. Нет, она не ошиблась: подобное безумство могло прийти в голову только французу. Неужели Марк не понимает, что ее дом — в Бостоне, что ей еще нужно закончить монографию о правах женщин и дописать диссертацию? Правда, история Вачиви привлекала ее гораздо больше, к тому же — а эта мысль пришла в голову Бриджит только сейчас — именно в ее родственнице с особенной яркостью воплотилось стремление женщин к свободе, к полноценной жизни, хотя Вачиви и жила два столетия назад.

Настаивать Марк не стал. Час был уже довольно поздний, поэтому они поужинали в том же бистро и расстались. Возвращаясь к себе, Бриджит снова думала о Тристане и Вачиви, о том, что много лет назад они жили совсем недалеко отсюда — здесь состоялось их венчание и торжество по случаю бракосочетания, и именно здесь появился на свет их первый ребенок, которого они назвали Жаном. Возможно, именно эта географическая близость и заставляла ее думать о них как о живых, а возможно, дело было в чем-то другом. Подчас Бриджит даже начинало казаться, будто их тени или тени теней до сих пор бродят по сумеречным парижским улочкам и окликают ее, зовут на неведомом языке, звуки которого ей еще предстояло расшифровать.

Как бы там ни было, мысли о них не оставляли Бриджит. Быть может, подумала она, Марк был прав и ей следует хотя бы попробовать взяться за книгу о них, чтобы выразить таким образом ту благодарность, восхищение и родственную любовь, которые она питала к этим смелым и добрым людям. Кроме того, его идея поискать работу в Американском университете тоже начинала ей нравиться, но… Ее дом в Бостоне, напомнила себе Бриджит, и туда она должна вернуться. Париж со своей вспыхивающей в ночи ажурной Эйфелевой башней, с многочисленными бистро и никогда не засыпающими кафе, с музеями и памятниками казался ей слишком легкомысленным, непохожим на все, к чему она привыкла. Кроме того, здесь жил Марк, который начинал ей всерьез нравиться… Нет, она не позволит себе увлечься этим городом, который соблазнил, совратил с пути истинного уже многих, и она будет изо всех сил сопротивляться его — и Марка — чарам. В исходе этой борьбы Бриджит не сомневалась. Уже очень скоро она уедет в Бретань, чтобы там выяснить все что можно о своих родственниках, а потом сразу вернется в Бостон. Об этом, о реальной жизни, а вовсе не о книге ей нужно думать. Именно в реальной жизни люди постоянно встречаются — и ничего не происходит. Или один из них вдруг говорит, что не создан для брака, и уезжает из дома, а другому приходится возвращаться домой, чтобы начать все сначала.

Это и есть реальная жизнь, и в ней не бывает таких, как Марк.

Или как маркиз де Маржерак.

ВАЧИВИ

1784–1785 гг.

Маркиз вернулся из Парижа через неделю — довольно скоро, если учесть, что из семи дней четыре ушло у него на дорогу, однако в этот раз он особенно торопился вернуться домой, хотя и сам не мог бы сказать — почему. Когда он въехал во двор замка, Вачиви как раз давала Матье урок верховой езды в паддоке у конюшен, выбрав для этого самую спокойную лошадь. Мальчик уже немного умел ездить, и она считала, что если не показывать ему никаких головокружительных трюков, никакого вреда от ее уроков не будет.

Разумеется, прежде чем начать заниматься с Матье, ей следовало спросить позволения у отца мальчика, и разговор этот состоялся перед самым отъездом Тристана в Париж. Маркиз не возражал — он уже имел представление, на что способна его гостья, и не представлял себе учителя более профессионального. Кроме того, Вачиви обещала, что будет очень осторожна — ей только хотелось научить Матье ездить без седла, она считала, что так мальчик быстрее приспособится к каждому движению своего скакуна.

Сам маркиз тоже был не прочь поучиться у Вачиви, хотя и сомневался, что когда-нибудь сумеет скакать, как она. Эта небольшая, хрупкая с виду, но бесстрашная женщина была прирожденной всадницей, и именно поэтому она проделывала самые рискованные трюки с легкостью, для достижения которой другому человеку понадобились бы годы упорных тренировок.

Войдя в замок и удивившись, что сын его не встречает, Тристан тотчас спросил, где он, и гувернантка ответила, что мальчик «на конюшне с этой ужасной краснокожей». Слегка нахмурившись (ему не понравилось, как отзывается о Вачиви мадемуазель), маркиз тут же отправился в паддок.

Он сразу заметил, что Матье хорошо держится на лошади, несмотря на отсутствие седла, и Вачиви, воспользовавшись случаем, попросила у Тристана позволения учить мальчика дальше. Кивнув в знак согласия, маркиз велел ей продолжать занятие, а сам стал смотреть, как Вачиви объясняет Матье, как важно чувствовать себя единым целым с лошадью. Прицепив к уздечке длинный корд, она заставляла коня двигаться по кругу то шагом, то мелкой рысью — и с каждым кругом мальчик сидел на его спине все раскованнее и свободнее. Наконец урок закончился, и Вачиви помогла Матье слезть с коня, чтобы он мог приветствовать отца.

С радостным воплем мальчик бросился в объятия Тристана.

Когда восторг встречи немного утих, Вачиви рассказала маркизу, что вечером собиралась прокатить на пони Агату, чтобы помочь ей преодолеть страх перед лошадьми. У них уже состоялась одна такая прогулка — очень короткая, но девочка, кажется, осталась довольна. Слушая Вачиви, Тристан понял, что за время его отсутствия у него в замке появилась превосходная учительница верховой езды. Правда, ее методы были весьма необычны, зато мастерство было бесспорным, да и дети, кажется, успели к ней привязаться. Если Матье хоть чему-то научится у Вачиви, подумал маркиз, он станет одним из лучших наездников Франции, и надо сказать — эта мысль, приятно щекотавшая отцовское самолюбие, пришлась ему очень по душе.

Глядя на Вачиви поверх головы сына, Тристан улыбнулся и поблагодарил за уроки, которые она дала мальчику.

— Мне эти уроки доставляют больше удовольствия, чем ему, — ответила Вачиви. В самом деле, теперь она проводила в конюшнях почти все время и часто, закончив заниматься с детьми, в одиночку ездила к холмам. Ни одна из местных дам не отважилась бы на подобное нарушение этикета, Вачиви же, напротив, чувствовала себя во время этих прогулок особенно свободно и раскованно. Никакая опасность ей не угрожала — в Бретани не было ни враждебных индейских племен, ни даже разбойников, а если бы и были, она сумела бы от них ускакать.

— Как дела в Париже? — вежливо спросила Тристана Вачиви.

— Все то же самое: суета, толчея, интриги. Лично меня пребывание при дворе всегда утомляет, но бывать там хотя бы изредка — моя обязанность. Кроме того, на человека, который избегает появляться при дворе, рано или поздно начинают коситься, а это может отрицательно сказаться на карьере… — Он усмехнулся каким-то своим мыслям.