Аромат невинности. Дыхание жизни - Франциска Вудворт

– Побереги воздух, они бронированные.

Вскинув взгляд на говорившего, увидела подошедшего Михаила. Выглядел он уже не таким сияющим. Похоже, не все так гладко. Знать бы еще, чем мне это грозит. Хотя хуже уже не будет.

Игнорируя его, вернулась на свое место и долгое время просидела, наблюдая за окружающими. Дела у них были не очень, так как градус напряжения в помещении повышался. Кстати, у меня тоже становилось душновато, и я мысленно успокаивала себя тем, что это от нервов. Меня начало клонить в сон, но я понимала, что засыпать нельзя, так как высока вероятность просто умереть во сне от недостатка кислорода. Поэтому встала с матраса и прислонилась к стене.

В свое спасение я не верила. Это место должно быть достаточно защищено, если меня поместили сюда. Никогда не думала, что придется умереть, став разменной монетой сопротивления. Скорее ожидала, что это случится из-за дейгассов. Обидно, что мою жизнь поставили на кон. Я же их не предавала, и в том, что стала женой высокородного, моей вины не было.

Неожиданно мое внимание привлекло сообщение новостей. Звука слышно не было, но на экране мелькали кадры людей на носилках, которых спешно увозили на «скорых» врачи в защитных костюмах. Вирус? Насколько я поняла, спешно эвакуировали в больницы множество людей. Это сообщение встревожило присутствующих. Почему-то посмотрели в мою сторону с ненавистью. А я-то тут при чем?!

Лишь подошедший через некоторое время Михаил прояснил ситуацию. Высокородный сделал свой ход, начав чистку в рядах сопротивления и выдвинув свой ультиматум. Участникам, их родным и близким, исключая детей и женщин, был вколот вирус, и жить им оставалось ровно столько, на сколько у меня хватит запаса воздуха. Каждую минуту в городские больницы поступали все новые и новые больные. В городе объявили чрезвычайное положение.

Я сделала вывод, что слишком быстро высокородный накрывал сеть подполья и подбирался к верхушке. При смертельной угрозе у многих развязывались языки. То-то все занервничали.

– Он чудовище! – воскликнул Михаил. – Столько людей…

– А вы? – намекнула на свое положение. Ничего не ответив, он отошел, а мне оставалось лишь ждать.

После споров, переговоров было принято какое-то решение. Когда группа мужчин подошла к моей клетке, я встала, напряженно замерев. Один из военных ввел код на электронном замке, и стена секции открылась. Я вдохнула полной грудью прохладный воздух. Все же это у меня душно было.

– Мне жаль, но мы вынуждены перейти к плану «Б».

– Убьете? – холодно поинтересовалась у мужчины.

– Проверим, насколько ты ему дорога. Или он немедленно соглашается на наши условия, или пусть наблюдает за твоей смертью.

Пока со мной говорили, двое вынесли матрас.

– Что вы хотите сделать?

– Увидишь.

– А приговоренному к смерти последнее желание можно?

– Сигарету?

– Попить дайте!

«Сволочи», – мысленно добавила про себя.

– Принесите воды, – распорядился военный.

Стакан мне принес Михаил, и пока я пила, все молчаливо на меня смотрели. Запоздало пришла мысль, что там может быть яд, но было поздно. Мысленно махнув рукой, я продолжила утолять мучавшую меня жажду, но когда увидела, ЧТО несут солдаты, прыснула остатки воды в лицо Михаила. Впервые за все время в мою душу начал просачиваться леденящий ужас.

Это было похоже на прозрачный гроб. Вот только мы не в сказке и я не Белоснежка!

– Вы издеваетесь?! – процедила я.

– Ляжете сами или помочь?

– Да пошел ты!

– Ясно. Помогите ей, – мужчина отдал приказ и вышел из клетки. Ко мне приближались солдаты, а я отступала, пока не уперлась в стенку. Ну уж нет, так просто я им не дамся! В руке у меня остался граненый стакан, и я разбила его о стену, зажав в руке острый осколок.

– Мила, не надо! – крикнул Михаил.

– Что так? – взмахнула я осколком, не подпуская к себе. – Может, пусть тебя туда засунут?

– Если бы от меня зависели жизни других людей, я бы лег.

– А мне как-то не хочется, – зло ответила ему. Положение было аховое. Меня теснили в угол, сбоку надвигался Михаил. Я полоснула по протянутой ко мне грабле одного солдата, поднырнула под руку второго и бросилась к выходу, но меня успел схватить Михаил, обхватив в захвате и прижимая руки к туловищу. Я припечатала шпилькой ему ногу и резко откинула голову назад, нанося удар. Захват ослаб, и я вырвалась, но подоспели остальные двое, и меня скрутили. Я пиналась, извивалась, даже укусила одного. Удары острыми шпильками не проходили для них бесследно, но меня подтащили к ящику с откинутой крышкой.

– Разверните ее лицом к камере! Пусть будет видно, как ей страшно, – командовал военный ублюдок, стоя поодаль.

– Ты сдохнешь! – с ненавистью крикнула ему. Перевела взгляд на солдатов и, перестав сопротивляться, сказала: – Я сама.

Они отпустили, а я, гордо взглянув на них, со всем возможным достоинством легла в этот чертов ящик. Было страшно до одури, но я не могла себе позволить визжать перед камерами. Вместо этого мрачно обещала:

– Вы все сдохнете! Каждый, кто хоть пальцем прикоснулся ко мне! – В этом я была уверена и впервые в жизни радовалась мстительности высокородного. Он обязательно отомстит. Именно эта уверенность позволила мне не закричать, когда опустили крышку и меня закрыли. – Вы знаете, что по законам дейгассов вы навлекаете смерть не только на себя, а на родных и близких? Парень, у тебя есть мать? Сестра? Отец? Они тоже из-за тебя умрут.

В глазах солдата промелькнул страх, но потом лицо стало непроницаемым, и он отошел.

– Закройте двери, чтобы не было слышно ее криков, – холодно приказал военный и ушел из поля зрения.

Я же не кричала. Нет. Просто до крови закусила губу. Ожили все мои детские страхи, и пусть я была уже взрослой, но все, что могла сделать, – это смотреть в камеру.

Может, это сумасшествие, но я представляла за ней лицо высокородного и молила, чтобы он не сдавался. Ведь если он пойдет у них на поводу, меня вряд ли оставят в живых. Я могу быть беременна и живая его противникам не нужна. Сомневаюсь, что они в курсе подробностей нашей интимной жизни, так что меня в любом случае уберут. Больше всего я хотела, чтобы он за меня отомстил. Никогда не была до такой степени кровожадна, но все возможно, когда время твоей жизни ограничено, а те, кто действует во имя блага людей, жертвуют тобой.

Стены давили на меня, как-то быстро стало душно. Я дотронулась ладонью до крышки, прощаясь, и закрыла глаза. Не хотела, чтобы он видел, как сильно мне страшно. Из прокушенной губы потекла кровь, наполняя рот металлическим вкусом. Хотелось надеяться, что от недостатка кислорода я потеряю сознание и агония продлится не долго. Каждый вдох давался с трудом, а выдох приближал к гибели. Как же сильно не хотелось умирать!