Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 1] - Михаил Гуськов

Так что, если Петушков погружался в ад отчаяния, то Шелковников воспарял в рай надежд. Интересно было бы знать что чувствовал главный виновник счастья и несчастья своих друза!

На Недобежкина разгром восточного ресторана и Бутырской тюрьмы, а также спасение Чумы Зверева не произвело того страшного впечатления, которое оно произвело на Петушкова. Не то чтобы чувства его притупились из-за опрокинувшейся на него лавины происшествий или желание скорейшей близости с Завидчей подавляло все другие впечатления. Нет, причина его спокойствия была в другом. Петушков был беден и поэтому легко уязвим, он уже истратил свой эмоциональный запас и разрядил аккумуляторы воли, а кнута, который бы подзаряжал его энергией и приносил чувство безопасности, у него не было. Недобежкин, напротив, был несметно богат и петому защищен всеми теми, кому он при случае мог посулить вознаграждение. Недобежкин использовал не только силу своего кошелька, но и силу своего кнута. Петушков мог надеяться только на свои силы, а их было мало, он уже выдохся, израсходовав свой эмоциональный боекомплект. А ведь известно, что наше хорошее или плохое настроение — это всего лишь хорошее или плохое состояние органов тела. Солнечное сплетение — то место, где у человека помещается энергетическая батарея, у Недобежкина оно посылало сигнал «О'кей», а у Петушкова — «SOS». Даже пачка сторублевок не сумела заделать ту брешь в его душе, которую проделала в ней боязнь ответственности за их приключения в восточном ресторане и в Бутырской тюрьме. Может быть, у Недобежкина сейчас был бы полный разряд, но кнут, который был таинственным образом свернут у него на запястье, и оловянное кольцо Хрисогонова, что висело у него на веревочке, затянутой тем узелком, которому его научила мама, заряжали его такой энергией и уверенностью в своих возможностях, что никакого дискомфорта аспирант не чувствовал. Сердце у него, правда, замирало, но это оттого, что он чувствовал надежду на ответную любовь со стороны этой необыкновенной девушки Элеоноры Завидчей, у которой на паркете появилась конкурентка. Недобежкин даже привстал с места, когда ему показалось, что Элеонора в какой-то момент уступила девушке из Томска место в центре паркета, нарушив рисунок своего танца. Если бы Недобежкин видел при этом злорадство Джордано Мокроусова и восторг в глазах Людмилы Монаховой, явно симпатизировавшим паре номер двадцать один из Томска, он бы заволновался еде больше.

— Ты понимаешь? — многозначительно спросил Калюжный Жасминова.

— Неужели? — отозвался Жасминов, машинально поправляя повязку с надписью «Дежурный пожарный». — Точно! Инопланетяне. Причем с разных планет. Чуешь, как она ее рогом норовит? У нее там лазер.

— Не гложет быть? — ахнул Жасминов.

— Точно тебе говорю, лазер. Я их сквозь бинокль ночного видения разглядел. Обе лазерами друг в друга шпарят. После антракта, думаю, черная белую рубанет. Только тсс… Никому ни слова.

— Могила. Так, значит, они к нам меж собой воевать прилетели. А почему не в космосе? Почему на бальных танцах?

— Это и есть космос, Жасминов. Я же читал вам цикл лекций. Эх, Жасминов, имеющий уши да слышит. Бинокль ночного видения — стоящая штука. Это мне зять-майор подарил.

Объявили антракт, и уфологи смешались с толпой, повалившей в фойе захватывать места за буфетными столами, чтобы обсудить все нюансы искусства танцоров.

Гримерная Завидчей утопала в цветах — это с Центрального рынка привезли тысячу роз. Как ни странно, среди конкуренток у нее нашлось очень много поклонниц. Уже вчера определился их круг, а именно все пары, не вошедшие в финал на классическом танце, вдруг прониклись к Завидчей и Раздрогину необыкновенной симпатией. Они сделались своими в огромной гримерной пары номер тринадцать и водили сюда своих домашних, как в музей или в храм.

— Я просто влюблена в эту пару! — закатывала глаза Юля Касаткина — Если бы у тебя, Вовик, была такая же твердая ступня, как у Артура, мы были бы в финале.

— Юленька, дело не в ступне, а в твоем повороте на три четверти. Ты не скользишь.

Завидчая с Артуром удалились в отдельные апартаменты, чтобы переодеться на финал, — но не столько для переодевания, сколько для совещания. Агафья уже была в гримерной, когда в нее вошла Элеонора. Хозяйка блеснула глазами на бабу-ягу.

— Ишь ты какой красавицей омолодилась — да еще рыжей, а цепь проворонила?!

— Каюсь, Хозяйка! — Агафья бросилась в ноги к Завидчей, через весь ковер ползя ей навстречу.

— Да встань ты! — раздраженно остановила ее полуголая танцорка. — Не до этого сейчас. Видела? Они уже на паркете со мной тягаются, и Тигра норовит меня задеть своим полумесяцем.

— Видела, Хозяйка — Рыжая красавица поднялась с колен и начала снимать с Завидчей крошечные детали костюмчика. Через несколько секунд та осталась стоять перед бабой-ягой совершенно голая, сверкая ослепительным телом и золотом волос. Грозно тыча в свою долговязую собеседницу пики длинных розовых сосков, она начала наступать на пятящуюся ведьму.

— Придумывай, старая карга, как мне их одолеть. Не могу же я быть второй, мое место всегда первое.

— Будешь, матушка-королевишна, всегда будешь первая. Я уже все придумала, они ведь кошка с собакой.

— Были!

— Нет, матушка-королевишна, у них еще все повадки три дня и три ночи сохраняются.

— Так ты их что, как кошку с собакой стравить хочешь?!

Завидчая несколько раз присела, разминая ноги, после чего подошла к старинному, специально для нее привезенному зеркалу от пола до потолка и повертелась перед ним, разглядывая себя.

— До чего же я хороша! Боже, неужели есть на земле хоть кто-нибудь краше меня?

— Нет, не было и не будет! — заверила ее рыжая баба-яга.

— Врешь ты все, дура льстивая. Так что с племянниками делать будем?

— Есть один план.

Агафья на ухо зашептала, прижав руку ладошкой ко рту, чтобы никто, даже Артур, не услышал ее слов. Завидчая прыснула от смеха.

— Так им и надо, наглецам. Со мной тягаться задумали! А когда они снова станут животными, сдери с них шкуру, Агафья, и выделай мне на муфту. Мех, правда, больно уж некрасивый, ну да ладно: если соболями да куницей отделать, никто и не заметит, что на муфту кошка с дворнягой пошли.

Агафья потянула воздух носом.

— Человечиной потянуло, Недобежкин пришел. Пора тебе выходить к гостям.

— А другие что, не люди? Как это ты Недобежкина особо учуяла?

— Вот именно, хозяюшка, что остальные — люди, а он — человек, поэтому я и говорю: «Человечиной потянуло».

— Давай костюм адамантовый. Раз Тигра со мной воевать решилась, то надену доспехи стальные, и щит на руку с Горгоной Медузой, и шлем Афины Паллады.

— Копье вашего дедушки доставать? — спросила Агафья, склонившись над сундуком.

— Много чести! Достань пару дротиков, я их на джайве, на последнем танце, брошу в нее незаметно.