Долг или страсть - Лесия Корнуолл

– Конечно, помню. Как прошла ваша поездка? – вежливо спросила Кэролайн, не ожидавшая его приезда.

– Мое путешествие было довольно… – начал он, но тут вмешался Сомертон:

– Садись, Кэролайн, и поскорее с этим покончим. Мистер Райс, надеюсь, вы привезли письмо, составленное по моим инструкциям, и дадите его на подпись Кэролайн?

Мистер Райс обратился к Кэролайн:

– Насколько я понял из письма его светлости, вы хотите отказаться от наследства, миледи?

Кэролайн посмотрела на Сомертона, готового свирепым взглядом испепелить поверенного.

– Я ее опекун. Можете адресовать свои замечания мне. Кэролайн, подпиши бумагу и немедленно убирайся!

Мистер Райс вежливо улыбнулся, ничуть не испугавшись Сомертона.

– Боюсь, я не привез с собой такого письма, милорд. Как поверенный леди Марджори, я отныне должен вести дела непосредственно с леди Кэролайн. Насколько я понимаю, вас можно поздравить, миледи.

– Спасибо, мистер Райс, – ответила Кэролайн.

Сомертон медленно встал:

– Можете идти, сэр. Вы не должны обсуждать дела ни с кем, кроме меня. Я глава семьи, и Кэролайн во всем зависит от меня. Если ей нечего подписывать, я в таком случае попрошу своего лондонского поверенного составить все необходимые документы.

Но мистер Райс не двинулся с места и спокойно взял первый документ из пачки, лежавшей на столе.

– С сегодняшнего дня уже нет, милорд. Ваша подопечная достигла совершеннолетия. У меня есть копия завещания леди Марджори; ваша покойная мать, леди Кэролайн, оставила весьма необычные указания. Она завещала вам драгоценности.

– Да, маленькое колечко с рубином, которое носила каждый день. Отдала мне перед смертью, – кивнула Кэролайн, потирая палец, на котором когда-то было кольцо.

– Есть и несколько других вещей: изумрудная брошь, жемчужное колье с бриллиантовым фермуаром…

– Если все это было подарками моего отца, они принадлежат графине Шарлотте, моей жене. Не Кэролайн.

– Они с самого начала принадлежали матери леди Марджори, милорд.

Мистер Райс придвинул документ Сомертону.

– Если припомните завещание вашего отца, милорд, окажется, что он оставил ряд распоряжений, касающихся наследства леди Кэролайн. Все они перечислены здесь, в завещании вашей мачехи.

У Кэролайн перехватило дыхание. Сомертон пронзил коротышку взглядом, до которого было далеко любой хищной птице.

– Вряд ли ее можно назвать моей мачехой! Она была чуть постарше меня, когда вышла за моего отца.

– Возможно, вы правы, милорд, но покойный граф хотел, чтобы его жена и дочь после его кончины были всем обеспечены.

– Я не заставлял страдать Марджори. После кончины моего отца я дал ей дом, где она жила до самой смерти, – заявил Сомертон.

Кэролайн вспомнила мрачный, плохо отремонтированный особняк, находившийся очень далеко от Лондона. Как Сомертон выдавал деньги строго на еду, но больше не хватало ни на что. Даже на одежду. Не прошло и месяца после смерти матери Кэролайн, как Сомертон продал поместье, не сказав об этом девушке, и та была принуждена почти год жить из милости у соседей, прежде чем Сомертон вызвал ее в Лондон и предложил выбрать из двух женихов одного.

– Завещание ее милости предусматривает наследство для Кэролайн, – подчеркнул поверенный.

Кэролайн глянула на брата. Его широкое лицо было красным и блестело от пота, катившегося со лба.

– Что это значит? – спросила она мистера Райса.

Сомертон откинул бумагу:

– Это ничего не значит! Я ее опекун! Я контролирую ее деньги, и она сама настояла на том, чтобы отдать их мне и освободиться. Добровольно предложила разорвать связи с семьей, и я согласился.

Кэролайн подняла завещание и пробежала глазами аккуратно записанные распоряжения.

– В завещании есть дополнение, в котором указывается, что если леди Кэролайн не выйдет замуж к двадцати трем годам, значит, приобретает контроль над всеми деньгами, которые были отложены для нее в трастовый фонд.

Кэролайн читала завещание, и глаза раскрывались все шире при виде той суммы, которую она должна унаследовать.

– А если бы я вышла замуж до сегодняшнего дня? – спросила она.

– В таком случае его милость должен был отдать всю сумму приданого вашему мужу, конечно. Остальные деньги полагалось бы поместить на ваше имя.

Сомертон почти подбежал к окну:

– Как такое возможно? Марджори Керк была нищей дочерью баронета, когда хитростью заставила отца жениться на ней. Это деньги моего отца, а следовательно, мои, и я намерен оспаривать завещание! Где она взяла такие деньги, если только не обокрала поместье?

Мистер Райс терпеливо вынул очередной документ.

– Это был свадебный подарок, милорд. Трастовый фонд, основанный вдовствующей графиней Сомертон для новой графини.

Сомертон повернулся и ринулся обратно к столу:

– Моей матери? Но мать к тому времени умерла!

– Я говорил о вашей бабушке, милорд. Графине Джорджиане Сомертон!

Сомертон недоуменно свел брови и так сжал губы, что лицо сморщилось, как слива.

– Бабушка? – прошипел он.

– Совершенно верно. Положила деньги в трастовый фонд для детей, которые могут родиться в союзе вашего отца и леди Марджори. Поскольку вы унаследуете титулы, поместье и состояние графа Сомертона.

– Как и полагается. Таков закон, и все принадлежит наследнику.

– Это письмо было передано мне, чтобы я хранил его до того дня, когда леди Кэролайн либо выйдет замуж, либо отпразднует двадцать третий день рождения.

Он вручил Кэролайн пожелтевший, запечатанный красным воском конверт. Но Сомертон выхватил его, прежде чем она успела сломать печать. Кэролайн так и подмывало отнять конверт у брата, но она обратилась к мистеру Райсу:

– Значит, у меня есть деньги, кроме приданого, которые отныне принадлежат мне, и Сомертон больше не мой опекун?

Мистер Райс кивнул:

– Есть и небольшой дом.

– Она будет владеть землей? Землей Сомертонов? – захлебывался граф.

– Указанное поместье – небольшой коттедж, оставленный графине Джорджиане дядей, лордом Хауденом. Оно здесь, в Шотландии. И не является частью владений Сомертона.

– Лаллах-Грейндж, – прошептала Кэролайн.

– Совершенно верно. Вы его знаете? – спросил мистер Райс.

– Знаю, – подтвердила Кэролайн.

– И вы утверждаете, что моя единокровная сестра, моя подопечная, теперь независима и богата, и может жить, как захочет? – уточнил Сомертон. – Мне никогда не придется видеть ее снова или платить ей хотя бы пенни?