BATTLEFRONT: Сумеречная рота - Александр Фрид

ли он чокнутым фанатиком или непостижимым гением, без него у нас все равно нет будущего.

В ту ночь каюта была в полном распоряжении Намира. Роджа погиб, а остальные его товарищи предпочли спать снаружи. Без храпа соседей в полном мраке каюты он чувствовал себя совершенно одиноким. Как в склепе.

Как в рухнувшем туннеле на Хоте.

В полусне Намир снова видел фигуру в черной броне, убивавшую его товарищей лучом света. Увидел, как Челис поднялась в воздух по мановению его руки, слышал, как хрящи ее шеи трещат, словно сухие листья.

Это ли было причиной сражаться для всех остальных? Это ли было тем самым «абсолютным злом», которое, по словам Гадрена, угрожало всему сущему? Чистейшая мерзость, за которой стояла неумолимая мощь; бесконечная тень, поглощающая звезды, вставала перед ним в образе Галактической Империи. Дарт Вейдер был всего лишь ее острием.

Намир вовсе не стремился снова столкнуться с этой тьмой, но начал понимать, почему бойцы Сумеречной роты не свернут с пути, даже осознав безнадежность своего дела.

Мысли его путались, ныряя в море отвратительного пойла, выпитого вечером. Он вспоминал, как Челис смеялась над страхами повстанцев перед полным уничтожением, вспоминал дни своей службы Догме — тогда он в первый раз начал воспринимать своих товарищей-солдат как семью. Он вспомнил, что последний раз так напивался на Хоте, с тем самым капитаном грузовика.

В ту ночь он сказал себе: «Если ты не понимаешь, во что они верят, может, пора уйти».

Они заслуживали лучшего.

Он любил их всех. Гадрена и Головню, Красавчика и Таракашку, Дергунчика и Хобера, Роджу и Клюва. Связистку, которой Сумеречная так и не нашла замены. Пиру.

Он не мог уйти. Не мог бросить их истекать кровью в пыли Анкурала.

Утром в голове у него не прояснилось, но он знал, что должен действовать. У него не было той цели, о которой говорил Гадрен, цели, которая дала бы Сумеречной надежду после гибели Горлана. Роте нужно было дать какой-то способ сражаться с Империей.

Но он не знал, как это сделать.

Глава 24

СЕКТОР ЭЛОЧАР

Девять дней до операции «Сломанное кольцо»

Прелат Вердж сам придумал это наказание. Те члены экипажа, которые подвели его при атаке на «Громовержец»… Артиллерист, который слишком медленно взял корабль на прицел; оператор радара, для которого оказался такой неожиданностью молниеносный переход вражеского корабля на световую скорость; командир спецназа, который готовил диверсионную группу… Пока они не раскаются во всех случаях своей неблагонадежности, их будут использовать для калибровки дроидов-дознавателей.

Спустя неделю после атаки на свободу вышел только артиллерист. Оператор радара был мертв. Командир спецназа пока еще кричал.

Капитан Табор Сейтерон не оспаривал необходимости наказания. Ошибки случались всегда, но, по всем правилам, это губернатор Челис должна была сейчас вопить под инструментами дроидов. Табор уже должен был быть дома, принимать у курсантов эссе о битве за Кристофсис, закатывая глаза каждый раз, как подловит их на списанном.

Склонность Верджа к отвратительным пыткам могла вселить лишь еще больший страх в ряды его команды. А страх — это как жар, раскаляющий сталь: если делать это правильно, то можно выковать клинок, в противном случае из металла получится шлак.

— Мы люди разных эпох, — сказал прелат после завтрака с Табором возле допросной камеры. Когда они уходили, капитан все еще слышал вопли командира спецназа. — Вы помогли построить машину Империи. Вы смазывали ее механизмы, вращали ее колеса — вы создали порядок, за что я вам глубоко признателен.

— Мы исполняли свой долг, — ответил Табор, — и пытались стать такими, какими хотел нас видеть Император.

С первой минуты на «Вестнике» Табору — к его собственному изумлению и вопреки здравому смыслу — начало нравиться общество прелата. Энтузиазм, с которым этот юнец излагал свои идеи, его стремление вовлечь всех окружающих в свой странный мир были на удивление заразительны. Его фамильярность и искренность, его любознательность по отношению к капитану также привлекали — даже самые способные ученики Табора казались более поглощенными карьерным ростом, чем новыми идеями. Вердж уже поднялся выше, чем смог бы сам Табор, и все равно стремился раскрыть свой потенциал.

Но у Табора были свои пределы терпимости, и после утра, когда ему пришлось наблюдать немыслимое, одновременно пытаясь наслаждаться вкусом маринованных яиц и запеченных яблок, его интерес к беседам с Верджем достиг самой нижней точки.

— Тем не менее, — сказал прелат, — машина была построена. И, что очень важно, капитан, я уверен, что эта машина является причиной того, что мы не всегда сходимся во взглядах.

— А у нас есть разногласия по каким-то важным вопросам? — спросил Табор, выдав нотку удивления.

— У нас — нет, — ответил прелат, — но я знаю, что вы не в восторге от моего выбора мер дисциплинарного взыскания. Вы видите более эффективные способы для поддержания работы машины.

Табор уставился на прелата и расправил плечи. Не стоит проявлять невнимательность или пренебрежение — какие бы отношения ни установились между ним и Верджем, он никогда не забывал о вспыльчивости этого юнца.

— Да, у меня есть собственные привычки, — согласился капитан. — Но это ваш корабль, а каждый лидер командует своими солдатами, как считает нужным.

Губы прелата дрогнули — явный признак растущего нетерпения.

— Вы не понимаете, капитан. Я действительно признаю, что ваши методы могут быть более эффективными для функционирования машины Империи. Но машина уже построена, — продолжал он. — Император создал новое общество, новый образ жизни. Мой долг не закладывать основы, но жить так, как велит наш Император, — как член цивилизации, которую вы так умело построили. — Вердж на мгновение нахмурился и остановился посреди коридора. — Чего Император требует от каждого из нас, капитан?

«Вопрос или ловушка?» — подумал Табор, но решил не пытаться угадывать. Он не